Караоке, безусловно, придумали не корейцы. Просто слово, которым принято называть самовольное пение под музыку, почему-то было легко заимствовано нами вместе с одноименной бытовой новинкой. И вместе с этим не вполне оправданным заимствованием мы как-то незаметно для себя позаимствовали и все остальное, что прилагалось – и сами песни, и технику для их воспроизведения и даже, порой, представления о том, какими мы сами должны быть.

Между тем, как убедительно показали результаты раскопок, простые советские люди прекрасно знали о том, что такое «караоке» еще задолго до появления радиоэлектронной аппаратуры с Востока. Только названия подходящего не приспособили, по-нашему, стало быть, «не запатентовали»...

По этому случаю расскажу байку, которая является чистейшей правдой. Как-то я осматривал экспозицию краеведческого музея в подмосковном городе Железнодорожном, где я гостил у отца. Отец мой, к слову, еще и был тогда куратором этого музея и наряду со штатным экскурсоводом сопровождал меня во время импровизированной экскурсии. Увидев в одной из витрин, как говорят люди искусства, «патэфон» с пластинкой я немедленно заинтересовался экспонатом.

- А еще пластинки есть – спросил я в тайной надежде пополнить фонотеку.

- Есть – ответили мне - но они заперты в шкафу одной сотрудницы, которая сейчас отсутствует, а, кроме того, они не описаны, не пронумерованы, так что увидеть их совершенно невозможно.

- Ладно, не очень то и хотелось, - рассудил я и забыл про патэфон в витрине на два с половиной года.

Через два с половиной года, когда случай снова привел меня в этот тихий музей на тенистой подмосковной улице, пластинки, многие из которых так до сих пор и не были описаны, я просмотрел в полном объеме. К тому моменту все, что могло меня заинтересовать в коллекции музея, уже давно оказалось в моем собственном собрании, тем не менее, я все равно осведомился у сотрудников о возможности прослушивания отдельных записей. Конечно, патэфон из витрины мы доставать не стали, тем более что в тумбочке нашелся вполне приличный стереофонический проигрыватель «Россия» третьего класса. Неисправный (со слов работников музея – одна колонка почему-то молчала) проигрыватель за пару минут был приведен в рабочее положение на экспозиционной витрине и радостно заиграл обеими колонками после поворота ручки «баланса». Началась маленькая дискотека, в ходе которой работники отдела культуры прослушали несколько замечательных, по мнению Ди-джея, записей – песню «Родной Севастополь», «Песню Московских Студентов» в исполнении Селиванова, еще несколько записей, что-то даже из Мокроусова. Праздник песни подходил к логическому концу – нужно было ставить точку, и по возможности точку пожирнее, поскольку слушатели определенно начинали уставать.

- А вы в курсе, что еще 60 лет назад советские люди прекрасно знали, что такое караоке? – спросил я, взяв в руки и демонстрируя последнюю из заранее отложенных пластинок.

- ?

- Честное слово, в СССР до войны издавались пластинки со специальными записями, под которые трудящиеся могли самостоятельно петь популярные песни и марши.

На черной этикетке золотыми буквами красовалась надпись «Красная Москва, Марш, Муз. Д.Покрасс, Оркестр под управлением заслуженного деятеля искусств С.А.Чернецкого.» О том, что у этого марша имелись и слова, автором которых был В.Лебедев-Кумач, ничего не сообщалось.

Слушатели проявили вялый интерес. Я завел пластинку. Зазвучали бравурные аккорды песни, хорошо известной нам под названием «Москва майская». Однако, когда в том месте, где проигрывателю положено было спеть «Утро красит нежным светом» оркестр размеренно заиграл мелодию марша. Тут я все же сделал несколько пояснений.

- В разные годы и в разных источниках эта песня называлась по-разному: «Красная Москва», «Москва», «Москва майская». В полном варианте она состояли аж из шести куплетов, не считая припева, поэтому целиком ее никогда не исполняли. Слушая эту запись, человек мог сам почувствовать себя исполнителем – он мог петь куплеты марша (благо они были широко известны), а во время припева к пению подключался большой хор.

В этот момент подоспел и хор. «Кипучая могучая…» разнеслось по небольшому музейному залу, и сама атмосфера происходящего и стены, в которых мы находились, потребовали от меня каких-то действий. Невозможно было бросить начатое на полдороги и мне показалось, что сидящие напротив меня работники культуры тоже почувствовали это. И тогда я это сделал - в тот самый момент, когда оркестровый трубач выдул последнюю музыкальную фразу припева, я, развернувшись к публике, и почти даже не сбившись, воодушевленно запел второй куплет:

Солнце яркое, светлее,

С неба синего свети,

Чтоб до выси мавзолея

Нашу радость донести.

Чтобы ярче заблистали

Наши лозунги побед.

Чтобы руку поднял Сталин

Посылая нам привет!

«Кипучая, могучая, никем непобедимая» - подхватил хор, и мне уже не было нужды петь что-то еще.

Вынужден признаться – хоть с моей стороны это был экспромт, но все же экспромт обдуманный. Именно в то время меня очень интересовала сама идея того, что вообще издавались подобные грампластинки. После того, как я обратил внимание на первую из попавших ко мне записей, я довольно быстро убедился, что она была вовсе не единственной.

В определенной степени история советского караоке уходила своим корнями в дореволюционное прошлое. Дело в том, что в середине тридцатых, когда грамзапись стала явлением более или менее массовым, в СССР довольно значительными тиражами начали издаваться записи известных песен и вальсов, пришедших к нам еще из времен царской России. Поскольку новых, советских текстов для такой музыки написано еще не было (или же они были не вполне известны), то определенные категории несознательных граждан использовали такие пластинки в целях удовлетворения ностальгии по буржуазному прошлому. Опыты с изданием пластинок для пения, предпринимались и в других странах. Так издававшиеся в Америке фокстроты «озвучивались» только наполовину – нередко вокальная группа вступала уже на последней минуте записи. Огромный опыт принадлежал и гитлеровской Германии – в нацистских маршах, поднимающих боевой арийский дух, очень часто присутствовали специальные «немые» проигрыши.

Советские архитекторы человеческих душ прекрасно знали об этом опыте. Им надлежало сказать и свое веское слово. И они его сказали!

Делали тогда следующим образом: записывали на пластинку мелодию популярного марша, причем это был полновесный высокопрофессиональный аккомпанемент большого оркестра (а не шестнадцатибитной электронной шарманки), а когда наступало время исполнять припев, к оркестру подключался и большой хор. Поющий под эту пластинку не просто пел, правильнее сказать он запевал, он солировал, и десятки слаженных голосов как бы подхватывали его песню в нужный момент.

Эмоциональный и воспитательный эффект такого нехитрого, и в то же время гениального, зажигательного приема трудно переоценить. Далеко не всякая поп-звезда в реальных условиях способна выдержать такое испытание мастерством. Советскому человеку открывалась одна из наивысших степеней ощущения сопричастности, когда ты впереди, и с тобой великая сила! И запевал трудящийся человек не бездумную «песенку-прилипалку» (термин Б.Мокроусова), но песню гордую, величественную, проникнутую духом победы, зовущую к новым высотам в созидательном труде и в бою. Таких песен и создано то было не так уж и много даже за такой сравнительно большой отрезок времени как 30-50 годы. А уж их обработки для самостоятельного пения можно и просто пересчитать по пальцам.