|
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕТРО ФОНОТЕКА Музей Истории Советской Массовой песни
Главная
|
|
Итоги Второго Читательского Конкурса
|
|
Те, кто интересуется нашей историей, знают, что в послевоенные годы советская песня переживала этап своего наивысшего расцвета. Перед советскими певцами, композиторами и поэтами партия поставила задачу – максимальным образом охватить все сферы песенного искусства. Вслед за победой в войне требовалось одержать новую, не менее важную, победу – победу в том, чтобы целиком и полностью завоевать вкусы трудящихся, искоренить пережитки мелкобуржуазного и мещанского искусства, которые, то и дело, под видом свободного творчества и поиска "новых форм", вылезали в самых различных жанрах. Нужно отметить, что эта цель вполне отвечала духовным потребностям основной части советского народа, охваченного всеобщим подъемом послевоенного строительства и обновления. Программа предусматривала всестороннюю переработку песенного репертуара, создание новых произведений в тех жанрах и формах, которые прежде были обделены вниманием советских авторов. Так, например, возникла идея создания советских лирических песен, (так называемый фабрично-заводской романс) рассказывающих не только о личных переживаниях и чувствах героев, но и о том, как эти чувства преломлялись в существующей реальности новой жизни. Даже сегодня, спустя 50 лет, многие из этих произведений объективно заслуживают наивысшей художественной оценки. Было создано и исполнено немало новых «народных» песен, сочетавших в себе действительно лучшие традиции жанра и обновленную социальную тематику. Получили распространение и советские колыбельные, нередко со словами о «дедушке Сталине», которые порой и не слишком охотно, но все-таки исполнялись детям перед сном. Все это было частью грандиозного замысла по культурному воспитанию советских людей, плана отнюдь не шуточного, а очень далеко продуманного и серьезного. Вот и одна из таких колыбельных песен. "Шуточная колыбельная" в исполнении Георгия Андреевича Абрамова. Имя этого замечательного певца сразу говорит нам о многом. А сама песня? О чем она? В чем была шутка "Шуточной колыбельной"?
Результаты первого тура. Я сразу оговорился, что однозначного "правильного" ответа на вопрос нет и искать его не стоит. Я рассчитывал на то, что среди читателей произойдет некий обмен мнениями, который поможет нам открыть новые грани жизни Советской песни. Хотя на деле все пошло несколько иначе. Главным образом в конкурсе приняли участие люди с которыми я уже какое-то время переписывался, причем многие из них честно признавались, что ничего необычного в тексте не услышали. Но именно в этом и была ловушка. Кто сказал, что "шутка" колыбельной была в ее тексте. Я не говорил! Возможно многих сбил с толку пример первого конкурса, где действительно речь шла о смысловых неувязках в песне "Веселое звено". Одна из читательниц пишет: Что касается «Шуточной колыбельной», то я не совсем в материале, чтобы разгадывать такие загадки. Предполагаю, что «шутка» состоит в заимствовании (пародировании) мелодии другой песни, очевидно, совсем не колыбельного характера (вероятно, основой могла послужить военная песня - марш). Впрочем, это явная подсказка. Вот несколько ответов, которые я решил опубликовать в итоге:
Несколько раз я прослушал "Шуточную Колыбельную", и, думаю, что открытия не сделал, но попробую поделиться тем, что нашёл в песне. Шутки в прямом смысле слова, думаю, в этой песне вообще нет, раньше многие песни называли шуточными только для того, чтобы текст прошёл худсовет, а худсоветы не любили ни малейшего отклонения от установленных писаных и неписаных правил. От обычных, стандартных колыбельных эта песня отличается своей “трудовой” тематикой - папаши поют детям про свою работу, и как бы готовят детей к продолжению своих занятий. Обычно в колыбельных поется что-то простое и хорошее - "спи, моя радость, усни" и тому подобное..., все хорошо и будет хорошо, а здесь как бы призыв звучит, к работе и продолжению дела отцов. Вот вкратце мои соображения по поводу этой песни. Дмитрий, Лос-Анджелес
“В чем была шутка “Шуточной колубельной”? “В названии. И только! Да, эту песня действительно можно назвать шуточной, если её сравнивать с какой-нибудь кондовой (то есть досоветской) колыбельной, ну, напр., с “На улице дождик” (помните “вырастишь большая, отдадут тя замуж. Во чужу деревню, в семью несогласну” и так далее вплоть до сурового несоциалистического реализма “мужики там дерутся, топорами секутся”), но все же она сильно уступает, например, тоже певшаяся нам когда-то родителями колыбельной из к/ф “Цирк” (хотя и там прорывается "досадный сталинизм", типа “все кругом спать должны, но не работе” - как будто там можно ещё что-нибудь делать или как будто где-то ещё может спаться слаще!). Если говорить чуть более серьезно, то пытаясь понять, где же в песне были подмечены шутки, подумал бы даже о специфических шутках типа - не современная ли поделка “под прежний режим” (нет, эта пластинка была у нас в семье и эту песню пел иногда отец, правда, не помню - часто ли в качестве ли колыбельной?); - Абрамов ли это поет (кажется да); - а может быть что-нибудь “не так” в музыкальном оформлении и тому подобное... (увы, я не настолько “продвинут” в музыке, чтобы судить о каком-нибудь специфическом музыкальном юморе). Так что приходится в ответе ограничится доступным (в том числе и в смысле доступности для средних умов), а именно текстом. И, увы, не нашёл ничего, на что можно было бы со смехом “показать пальцем”. Ну посудите сами - Можно ли считать за шутку, что из Москвы (благодаря системе каналов, прорытых в сталинское время) можно даже и сейчас проплыть в любое море? Конечно сейчас скажет кто-нибудь, ага, а как же Аральское?! - Но в те времена пропагандисты, скрывали этот факт тем, говорили - это, мол, озеро, равно как и “славное море, священный Байкал”. Правда, моря окружавшие СССР нынче действительно перестали быть советскими, но так ли удачна оказалась эта шутка? (Браво, Юра! - прим. мое) Шутка ли в том, что были построены здания, в том числе жилые, в том числе и повыше, чем 32-этажные? Скорее шутка в том, что в те мрачные сталиниские времена могли докатится и до таких безобразии, что даже в число жильцов этих элитных домов могла затесаться и простые люди, вроде каких-нибудь прорабов (хоть может и не обязательно совсем уж простых, но все-таки не перестройки) (Еще раз, браво, хотя там жил сын каменщика! - прим. мое). Так что единственную шутку (скверную, правда, и с точки зрения болельщика “Спартака" доходящую от кретинизма до наглости), которую мне удалось обнаружить в тексте это, что мол, они там - подумаешь, какие бразильцы - “забьют “Спартаку” сколько хочешь голов”. Ну это, как говорят комментаторы - “без комментариев”. “В мире нет ещё пока команды лучше “Спартака”! И вообще “Спартак - чемпион!". (Хотя у нас в Самаре почти все болеют за "Крылья"- опять прим. мое). Да, если главная шутка “Шуточной колыбельной” не в том, что все в ней говорится на полном “сурьезе”, то, значит, паспорт все-таки не врет, и я действительно вышел из 4-х летнего возраста, хотя и не чувствую этого, ибо эту песню я и тогда и сейчас воспринимаю за “чистую монету”. Юрии Ершов, Москва
Я решил, что неплохо было бы поощрить Дмитрия и Юрия ценными подарками. Так же рад сообщить, что мой подарок получит и Виктор Печак, не только за участие в работе раздела "РеМастер", но и за реальную помощь, которую он мне оказал. Подарок - это именной диск с зеркалом сайта "Виртуальная фонотека" с автографом автора. По мере возможности я постараюсь переслать диски адресатам. Думаю, что эти ребята их заслужили, и, конечно, не только тем, что написали ответы на конкурс.
Обложка подарочного (именного) диска с зеркалом сайта.
Ладно, никто больше ничего не пишет, придется потрудиться самому. Мой собственный ответ мог бы состоять из двух частей. Часть первая (общечеловеческая) То, с чем мы столкнулись – это жанровая коллизия, которая часто была свойственна советской песне того времени. И в первую очередь "Советским колыбельным" - они строились не на основе принятых исконно-традиционных мотивов, а на базе послевоенной Советской эстрадной песни, издававшейся массовыми тиражами... Советская колыбельная должна была стать не столько мотивом, под который банально засыпают, но песней, способной (даже и если перед сном) навеять гордость за страну на тех, для кого она пелась. Ведь действительно так она и “работала” - вызывала гордость, чувства хорошей приобщенности и счастливых перспектив, просто радости. Многие поколения советских детей засыпали и просыпались именно с этим чувством за судьбу своей страны, за то, что счастливы родится и жить на одной шестой части земли. Вот какие мысли могла бы вызвать эта песня при первом рассмотрении (в нашем случае - прослушивании). И на такой возвышенной ноте можно было бы и остановиться - не нужно долго гадать, чтобы проследить основную идею песни, заложенную авторами полвека назад. Впрочем, через некоторое время, начинают обращать на себя ряд деталей второго плана. Взять, скажем, название: в нем не совсем понятно присутствие уже известного нам определения "шуточная". В зависимости от обстоятельств, слово «шуточный» может выступать как синоним слов «веселый», «несерьезный», «ненастоящий». Эти слова едва ли вяжутся с вполне серьезной тематикой песни. Например, про нее никак не скажешь, что она «веселая» или «несерьезная». Остается думать, что название могло бы скрывать некий двойной смысл, и что авторы просто хотели бы назвать колыбельную «ненастоящей». Повторю свою мысль: колыбельная – это мягкая, спокойная песня, которую поют детям, что бы они быстрее и крепче уснули. Как сейчас принято говорить – «проведем исследования» - попробуем под нее заснуть. Скажу с уверенностью – бессонница нам обеспечена. Почему ?! – Потому, что ни текст ни манера исполнения не говорят о том, что это действительно, в привычном смысле, колыбельная. Как же можно спать под песню, слова которой заставляют сердце биться чаще, мысль устремляться к новым головокружительным свершениям эпохи преобразований и открытий. Даже вполне понятное и традиционное для "колыбельного" жанра, повторяемое «баю-бай», и то, не помогает. Часть вторая (на любителя) Сначала я не предполагал разделять своего ответа на две части, однако был вынужден сделать это, что бы избежать внутреннего разлада, который неминуемо образовался бы, если пустить этот текст без паузы. Иногда думаешь - почему так сильна тяга людей ко всякого рода зашифрованным пророчествам, в тумане которых они пытаются разглядеть уже сбывшиеся предначертания. Наверное потому, что люди хотят верить в предопределенность своей жизни, в то, что они живут не случайно. Похожим образом происходит и с произведениями искусства, когда рука творца, ведомого музой, производит на свет текст, новые понимания которых приходит к потомкам спустя многие годы. И в нашей незатейливой колыбельной я усмотрел одно из таких посланий. “Толкование” в новейшие времена явлений, принадлежащих другой эпохе - занятие весьма деликатное, а порой и весьма небезобидное. Вот почему в рамках конкурса мне показалось интересным провести маленький экзерсис - а не было ли заложено в песнях больше того, что авторы явным образом пытались донести до слушателя? Может самим временем там записано нечто большее, чем хотели бы видеть авторы. Мне было интересно порассуждать о возможности присутствия в песне скрытого смысла. Дело в том, что после многократного прослушивания начинаешь понимать, что песня местами звучит довольно зловеще. Например, чего стоит это самое «баю-бай», жутко спетое басом. После этого ребенку не то, что спать, - в комнате одному в темноте остаться будет страшно. Или строка, которая, потрясает своей эсхатологичностью «Поздний час и на нас навевает «бай-бай»»… Или "папаша" (в песне третий) - тоже слово какое-то странное, что-то пренебрежительно-ироничное в нем есть... Если отпустить фантазию, то приходится думать, что песня пелась явно не в помощь засыпающим детям. Откуда взялось такое несоответствие, такая жанровая коллизия; как же могло случиться, что нехитрая, с виду, песня несет в себе столь сильное внутреннее противоречие? Почему тот же моряк уговаривал дочку скорее уснуть? Ведь впереди было красивое и долгожданное путешествие. Уж не потому ли, что к этому обязывал его долг отца - он хорошо знал, чьими руками строился канал Москва-Волга и Волго-Донская переправа в 1952 году, ознаменовавшая рождение Москвы как порта пяти морей. Названия причалов и сегодня будоражат воображение: "Соревнование", "Темпы"... На каждый километр длинны там, в среднем, приходится по два гидротехнических объекта. Кстати, Суэцкий транспортный канал, длиной 160 км., строился аж 10 лет. ("Канал Москва-Волга: 1932 - 15 июля 1937; в 1947, в связи с празднованием 800-летия Москвы переименован в канал им. Москвы". Общая длина 128 км. .Работы проводились силами Дмитровского ИТЛ (Дмитрлаг), (сентябрь 1932 - январь 1938 года «строительство канала Москва-Волга им. И.В.Сталина); на 01.01.1935 численность заключенных - 192.229 человек). Дальше слушаем - не менее интересно вышло с каменщиком. Не люблю цепляться за мелочи, но нередко именно они удивительным образом дополняют общую картину. Обращает на себя внимание фраза "для тебя я построил уже...". Почему для только "для тебя"? А для себя? Тридцать второй этаж, кстати, по проектам советских высотных зданий того времени мог быть только техническим, а никак не жилым. Казалось бы, зачем же нужно там "бай-бай"? Снова отцовский долг: "спи, сын, спокойно, ведь дети ведь за родителей не в ответе"... ("Семь высотных домов столицы составили систему вертикальных сооружений с учетом исторически сложившегося силуэтного облика Москвы с остроконечными строениями Кремля, церквей, храмов и смотровых башен столицы. Самое высокое – Главное Здание МГУ имени М.В.Ломоносова на Ленинских (Воробьевых) горах, построенное в 1949-1953 годах. По высоте это сооружение уступает только Останкинской телебашне…" Работы велись «СТРОИТЕЛЬСТВО 560 И ИТЛ» (апрель 1949 - ноябрь 1952 , "возведение химического и физического факультетов и лаборатории строения вещества (ГЗ МГУ) с 12.11.49, участие в строительстве жилого фонда г. Москвы»). Совсем интересно вышло с третьим папашей, о роде занятий которого мы могли узнать из его слов. В самом деле - кем же он был? Как же он так "Спартаку"? Вот тут поступало предложение, дескать бразилец... Да ну нет конечно, откуда у изнеженного солнцем бразильца такой грозный бас? Это скорее что-то наше, домашнее. Конечно, “Спартак - чемпион!. Правильно сказано, лучше его конечно нет, но при условии, если это не "Динамо"! Тут, перефразируя слова классика, хочется сказать, что фанатом можешь ты не быть, но разницу между "Спартаком" и "Динамо" знать обязан. Хм.., допускаю, что кто-то не уяснил... Ну, помочь ничем не могу, читайте книжки. И не факт, что папаша был футболистом. Ведь велик и могуч до ужаса русский наш язык! Если существительное "голы" в родительном падеже действительно будет звучать как "голов", то существительное "голов" в именительном падеже может прозвучать и как "головы". "Спартаку", кстати, и правда не повезло. И не когда-нибудь, а в 1952 году... Грустная вышла история. Физкульткомитет разразился гневным приказом, в котором была дана негативная оценка зарубежным турне двух команд - "Шахтера" и московского "Спартака". "Поездки советских футбольных команд "Спартак" и "Шахтер" в Албанию, Болгарию и Румынию, несмотря на проведенные беспроигрышные состязания, не показали демонстрации высокого класса советского футбола, не показали образца советского спортивного мастерства. (Постановление Всесоюзного тренерского совета, 4 января 1952 года). Ну а к Вам, дорогие слушатели, авторы песни обратились в четвертом куплете уже напрямую. Ну Вы то не дети, Вы то все поймете и без лишних "бай-бай", оно тут ни к чему. Что бы "поздний час" все же ненароком не навеял на Вас чего-нибудь, "пусть сегодня присниться и Вам..." все то, что наши папаши (поняли, о ком это!) напевают своим малышам. Это просто гениальная песня! Ну как же можно не услышать, в чем ее шутка... "Меньше знаешь – крепче спишь!" - лучшее пожелание на сон грядущий. А вы как?, не уснули? Нет? Ладно, тогда дальше вместе поплачем... Песня-то страшная-я-я...
Елизавета пишет: Вдогонку дискуссии о «Шуточной колыбельной»: Боюсь, что Вы правы только в первой части своих рассуждений. Воспитательный потенциал этой песни неоспорим. И шутка есть. Это традиционное подшучивание над «папашами» (обычное, к слову, в прошлом обращение воспитанного ребенка к отцу), трогательно нелепыми в общении с маленькими детьми (не знают ни одной колыбельной, сказки и.т.д.). Это все. Здесь нет зловещего фона. Есть вчитывание в чужой текст собственных мыслей, не подтвержденных никакими доказательствами. Нельзя прочитывать этот текст с высоты информированности и знаний нашего времени. Нужно оставаться в оригинальном культурно-историческом контексте со всеми его допущениями. Кстати, почему право закрыть дискуссию Вы оставили за собой ?... Согласны ли с Вашим текстологическим анализом другие участники (например, тов. Ершов из Вашингтона) ? Юрии Ершов пишет: Ведь, наверное, отправных точек при желании можно было найти и более двух (использованных тобой, и отчасти нами - другими участниками конкурса)?! Но и так ты дал прекрасный образец того, как из любого - самого, на первый взгляд (а может и по сути - или, по-крайней мере, задумывавшимся авторами таковым), невинного произведения - типа колыбельной - можно создать мощнейшее идеологическое оружие. Причем из одного и того же - и “за”, и “против”. Прямо скажу, Николай, что сам я разделяю мало из того, что ты написал во второй версии ответа. Мне очень понравилось, что ты подсказал принципы - неважно надиктованные на соответствующих совещаниях в тридцатые годы, инстинктивно ли прочувствованные авторами или достаточно логично выработанные (но не всегда проговаривавшиеся в процессе становления), принципы - какой должна быть песня в рамках социалистического реализма - то есть какой должна быть советская песня. На самом может трудном примере - колыбельной (“трудном” - чтобы эти принципы заметить, но зато и самом явном, когда эти принципы тебе укажут. Об этом я уже, впрочем, тебе писал - что ты как бы нашёл слова для того, что я и сам “понимал, но сказать не мог”, помнишь, наверное, мои первый отзыв на, как оказалось, первую половину твоего ответа - скажу честно мне было бы приятней если бы ты ей и ограничился). Мне очень понравилось как ты проанализировал - расшифровал (без кавычек “расшифровал”) - слово “шуточная” в названии - пожалуй этим полно ответил на свои вопрос (конкурса). Ну и в конце было бы наверное правильнее склониться к какой-нибудь из своих двух противоположных позиции. И уж если ты шутил - завернуть в конце второй части - да, мол, подсознание - если его принимать за интуицию и за ним следовать завести может далеко, может даже, мол, сам не разберу куда...
Дмитрий из Лос-Анджелеса пишет: Меня тоже слегка удивило название жанра этой песни - “Шуточная”. Ничего шуточного в общепринятом смысле там нету. Но уж про то, что это может быть подпольная, неявная политическая сатира, я даже не подумал. В принципе, конечно, современной публике того времени всё упомянутое в песне, понятно, и намек на футбольные дела весьма прозрачен. Другой вопрос - не слишком ли круто для поэтов-песенников того времени позволят себе сатиру? Ведь если любой читатель мог догадаться, в чем шутка, то и “там, где следует”, тоже могли догадаться? В брежневские времена и такие намеки проходили, и более острые, но при Сталине-то за это не работы могли лишит или каких-либо благ, а головы, в прямом смысле этого слова.
Мое собственное, вполне серьезное, мнение: Скорее всего, в этой песне и не было никакой политической сатиры. Дело в том, что Советская сатира в те времена была довольно «толстой», конечно там, где затрагивались темы, подлежащие обсуждению (другие просто не обсуждались). Сатирические произведения писались исходя из потребностей текущего момента, освещали какое-нибудь конкретное вредное явление, (например, конкретного взяточника или бюрократа) однако обобщения не допускались, так что «общечеловеческие» вопросы в советской сатире практически не затрагивались. По этому интермедии, скажем, Шурова и Рыкунина, не кажутся нам сегодня особенно смешными, и тем более острыми – изменилась, может даже не столько наша жизнь, сколько наши представления о сатире, том, что смешно, а что – нет. О том, что сатира может быть грустной знали, пожалуй, лишь мудрецы древности да классики русской литературы. Ни к тому, ни к другому периоду эта песня не относится. Скорее всего, в нашем случае мы имеем дело с неким удивительным совпадением, которое произошло помимо воли авторов. Мое второе толкование шутки строится скорее на совокупности стереотипов теперешних представлений о том времени и является напрямую зависимым от них. По этому оно очень огорчило Юру Ершова, и допускаю, что не его одного. Негоже, дескать, задним числом выворачивать хорошую песню, выискивая в ней заведомо предопределенные выводы. Нехорошо, даже под видом освобождения от исторических идеализаций, поддаваться соблазну и рвать больной зуб через прямую кишку. Тем более, что в 2002 году, на фоне роста в России патриотических настроений, первый вариант ответа звучит гораздо оригинальнее, нежели второй, параноидально-диссидентский. Так что, пользуясь случаем, приношу извинения всем, кого невольно обидел. Я вел речь именно об уникальности описанного случая, а не о том, что я будто бы “раскопал” новые свидетельства “сталинских преступлений”.
Третья шутка "Шуточной колыбельной" Вот, кстати, по случаю продолжения нашей беседы предлагаю вам еще один взгляд на тему шутки в этой песне. Есть еще одна деталь, которая осталась за рамками разговора. Все-таки остается вопросом, когда же именно была сочинена эта песня. Ведь все события, о которых так или иначе говориться в песне (а именно: открытие Волго-Донского канала, завершение строительства жилого дома на Котельниках, разгром «Спартака») произошли еще в 1952 году. Однако песню записали только в 1954 году. Ранее этого момента она не звучала. Нужно ли напоминать, что между 52 и 54 годом был и 53 год, ставший в известном смысле водоразделом, определившим четкую грань между двумя эпохами отечественной истории в двадцатом веке. Песня, прозвучавшая год спустя после смерти Сталина, и сегодня удивительно достоверно передает атмосферу уходящей эры, и ощущение это отнюдь неоднозначно. Словно бы ставя себя на место людей различных профессий, мы вдруг понимаем, что находимся на рубеже неизбежности – жизнь продолжается, но все, что будет сделано – уже сделано, все, что будет создано – уже создано, и все что будет построено – уже построено, а нам, продолжающим жить в огромной, медленно умирающей империи, расцвет которой мы видели своими глазами, будет суждено слушать и петь совсем другие песни, видеть неминуемую деградацию национальных идеалов и маразм эпохи застоя. Многие люди ведь до сих пор уверены, что смену сталинского курса ознаменовал 1956 год, когда состоялся двадцатый съезд партии. Однако это не так, и изучавшие документы того времени знают, что фактически это произошло гораздо раньше. Уже в 1954 году были коренным образом пересмотрены многие проекты и планы, (такие как план реконструкции Москвы или строительства Московского метро) реализация которых прежде курировалась лично И.В.Сталиным. Вслед за сменой высшего руководства немедленно последовали перемены и во всех сферах государственной и общественной жизни страны. Прозвучи эта «Шуточная колыбельная» годом раньше, она без большого преувеличения могла бы стать гимном сталинской эпохи, свершившей невиданные доселе чудеса, но эта эпоха закончилась и песня превратилась в колыбельную, предвосхитив и открывая нам понимание новой исторической эпохи...
|
