|
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕТРО ФОНОТЕКА Музей Истории Советской Массовой песни
Главная
|
|
Новое дело о «Сормовской лирической».
|
|
Песни о Москве | Песни о Людях Труда | Песни о море и моряках | Песни войны Антологии известных песен | Времена и песни | Вальсы, Танго, Марши Довоенные массовые песни | Песни разных исполнителей
Юбилеи вокруг, годовщины, Круглых дат центробежный полет... Евгений Долматовский
Евгений Долматовский, автор текста легендарной «Сормовской лирической», когда-то назвал свою папку с письмами, которые он получал от слушателей, «Дело о «Сормовской лирической». Казалось бы, ну что еще нового можно рассказать об этой прекрасной песне сегодня? А вот, выяснилось, что можно. Эта история так и называется: «Новое «Дело о «Сормовской лирической».
РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ
Летом 1949 года завод «Красное Сормово», что находится в нынешнем Нижнем Новгороде, бывшем Горьком, отмечал свое столетие. По этому случаю намечалось грандиозное празднование, к которому привлекались лучшие творческие силы страны. В то время директором завода был генерал-майор технических войск Ефим Эммануилович Рубинчик – по воспоминаниям современников человек совершенно уникальный и выдающийся. В годы Великой Отечественной под его руководством на заводе во много раз увеличился выпуск знаменитых Т-34. Первые сверхплановые танки вышли на «Красном Сормове» уже в июле 1942-го. Тогда заводу, впервые за время войны, было вручено переходящее Красное Знамя Государственного Комитета Обороны. Более высокой трудовой коллективной награды в то время не существовало, но сормовичи достойно удерживали ее 33 месяца подряд. Впоследствии за особые заслуги знамя было передано заводчанам на вечное хранение, и в настоящее время оно находится в местном музее.
Торжественный митинг на заводе "Красное Сормово" по случаю вручения предприятию переходящего Красного Знамени ГКО на постоянное хранение. На трибуне - директор завода Ефим Эммануилович Рубинчик. 1945 год.
Итак, в 1949 году к знаменательной дате был объявлен творческий конкурс на лучшее музыкальное произведение. В Горький были приглашены самые именитые авторы. И каждый из уважаемых гостей подошел к поставленной задаче по-своему: один стал готовить торжественную увертюру, другой засел за кантаты и оратории. Юбилейным музыкальным подарком заводу должен был стать марш или иное торжественное произведение.
Однако Ефим Рубинчик рассудил, что правильнее будет встретить юбилей оригинальной новой песней о заводе, о Сормове, о сормовичах – торжественных опусов для походов на демонстрациях к тому времени накопилось с избытком. Людям нужна была песня для жизни, чтобы пелась и на праздниках, и во время семейных застолий, чтобы грела душу и пожилым, и молодым, стала настоящим гимном земляков. Кто ее напишет? Рубинчик посчитал, что автором мелодии может стать только один человек – волгарь, нижегородец, хорошо знавший довоенное Сормово, а еще – замечательный мелодист и музыкант. И такой человек существовал. Ефим Эммануилович встретился с другом и будущим автором Борисом Мокроусовым летом 1949-го и, очень тепло приняв его, сказал: «Конечно, все это хорошо. Но пройдет юбилей, и отшумит оратория…Так, для себя, для души петь ораторию не станешь… А нам бы такое, что и после юбилея хотелось петь...». И еще добавил: «Ты, Боря, земляк… Сделай…». Вернувшись после этой встречи, композитор делился с сестрой Шурой: «Вот задали мне задачу написать побыстрее и так, чтобы песню все любили». А после много ходил по Сормову, приглядывался, думал. Уезжал в родное Канавино, неторопливо гулял по местам, где провел детство и юность, слушал басовитые гудки буксирных пароходов… Обдумывая мотив, размышлял и о том, кто бы мог стать соавтором песни и написать слова. Выбор пал на нового для него поэта Евгения Долматовского. Откуда пришла уверенность в том, что именно этот автор ему нужен? Во-первых, создателю «Песни о Днепре» и «Любимого города» такая задача была вполне по силам. А еще ему был нужен поэт-лирик, любящий и понимающий молодежь. Автор слов «Марша советской молодежи», «Комсомольской песни» («Комсомольцы-добровольцы») и «Ленинских гор» был именно такой личностью. Будущих соавторов поселили в гостинице «Плес» на улице Коминтерна, в распоряжение Мокроусова предоставили огромный номер, куда из Дворца культуры привезли пианино. А в парткоме завода соратникам заявили, что от них нужна боевая, маршеобразная песня, которая звучала бы как гимн «Красного Сормова». Но марш никак не выходил, пока в планы не вмешался Ефим Рубинчик, посоветовавший его не писать. Он охотно показывал гостям цеха завода, знакомил с людьми, и складывалось впечатление, что директор всех знает по именам, отчествам и фамилиям. Заглядывали они и в рабочие молодежные общежития. И везде им говорили, что очень ждут новую песню о себе, о заводе, о его легендарной славе… В итоге Долматовский достаточно быстро нашел сюжетное лирическое решение будущего хита. История была довольно наивной: парень ждал девушку на свидание, а она не пришла, потому что до утра зачиталась романом про чью-то любовь. Но стихи получались песенными, в них было много простора, и казалось, что мелодию к ним написать будет очень просто. Однако ни один из сочиненных к тому времени вариантов музыки самому композитору не нравился… А сроки поджимали…. И тут Долматовский предложил интересное решение. Борис Андреевич сам признавался, что в отличие от многих композиторов он нередко вначале создавал музыку, а затем поэты писали по его просьбе стихи на заданную тему. Именно таким образом были написаны самые популярные мокроусовские песни, например, «Костры горят далекие» на стихи поэта-летчика Ивана Шамова. Евгений Долматовский на страницах своей книги «Было» вспоминал, что, когда текст «Сормовской» был написан, оказалось, что он ритмически почти полностью совпал с музыкой песни Бориса Андреевича, созданной к спектаклю «Макар Дубрава», который уже был поставлен в Малом театре по пьесе Александра Корнейчука. Поэт и композитор стали для удобства осваивания текста петь на этот готовый мотив. Спели песню раз, другой и третий, а потом привыкли, и показалось, что именно эти слова с этой музыкой составляют единое целое. Еще раз примерили… Все было на своих местах. Получалось то, что надо! И на самом деле, это же прекрасно, если хорошая мелодия обретает новую жизнь с новым текстом, тем более что музыку из спектакля ранее могли услышать только его зрители…
ЛЕГЕНДА И ЗАГАДКА
Немного поговорим о том, что в этой истории есть место и для небольшой загадки. Существует одна красивая легенда, автором которой когда-то стал сам Евгений Аронович. Так корреспонденты «Горьковской правды» Е. Молина и Р. Богданов в своей статье к 80-летию композитора Бориса Мокроусова привели воспоминания поэта о работе над песней. «Приехали в Сормово, – рассказывал он, – часто бывали в цехах, общежитиях, где свет не гаснет в окнах до утра, ходили смотреть закаты на Стрелку... И вот приходят две девушки из ремесленного училища — они поют дуэтом. Стали просить: напишите про нас, про Сормово, про слияние Волги и Оки. Мне подумалось: а не сочинить ли что об этих застенчивых девчатах, об их парнях, о Сормове, мерцающих огнях на берегу Волги. И вечером этого дня как-то само сложилось:
На Волге широкой, на Стрелке далекой Гудками кого-то зовет пароход. Под городом Горьким, где ясные зорьки В рабочем поселке подруга живет...».
Приходили ли в действительности эти застенчивые девушки к автору слов или нет – собственно и есть та самая загадка. Почему? Да потому, что, кроме самого поэта, о том памятном визите подруг в черно-синей форме никто из участников и свидетелей событий не вспоминал. Выходит, будто бы поэт с композитором писали песню порознь. Ничего не знала о девушках и первая исполнительница «Сормовской лирической», участница художественной самодеятельности завода, Маргарита Николаевна Рыбина, с которой мне посчастливилось познакомиться в 2009 году. На возникающие сомнения наводит и первый авторский вариант текста «Сормовской лирической» (о нем далее), сохранившийся в архиве Ивана Шмелева, исполнителя, благодаря которому песня в последующем приобрела всенародную популярность. В этом первом варианте самим поэтом Евгением Долматовским было указано:
На Волге широкой, на Стрелке далекой Гудками кого-то зовет пароход. Под городом Горьким, где ясные зорьки Стоит знаменитый столетний завод…
То есть в первоначальной версии, сложившейся, по словам поэта, в первый творческий вечер, упоминалось о столетнем заводе, а вовсе не о подруге, проживающей в рабочем поселке… Впрочем, мы немного отвлеклись от главной темы повествования. А легенда о девушках пусть остается такой, какой ее видел поэт – доброй и романтичной… Несколько слов скажу и о коллизии с названием песни. Поначалу оно имело еще одну версию. Наряду с «Сормовской лирической» ее именовали и «На Волге широкой». Причем второе имя также было вполне официальным. Именно под ним песня впервые была выпущена в свет в 1949 году на пластинке №17198 в исполнении дуэта Ивана Шмелева и Петра Киричека. В одном из писем Ивана Шмелева любимой супруге Насте из творческой поездки есть такое указание: «Пою в тыщусотый раз «На Волге широкой…». И автор музыки Борис Мокроусов называл свою песню не иначе как «На Волге широкой». Для волгаря Мокроусова тема родной реки была главенствующей. В окончательном тесте песни куплет про Волгу повторяется дважды – в начале и в конце, и это, конечно, неслучайно. А вот автор слов Евгений Долматовский в письмах вообще нарекал ее просто «Лирической» или даже «Лирической сормовской», выводя на передний план, как и положено поэту, нежные возвышенные чувства. Складывается такое впечатление, что название «Сормовская лирическая» было на каком-то этапе рекомендовано официальными инстанциями, и авторами поначалу не особенно принималось. Однако вскоре песню под этим названием начал принимать народ, а потом уже и композитор с поэтом, да и исполнители забыли, как они ее первоначально окрестили…
ПРЕМЬЕРА
Первыми исполнителями «Сормовской» стали самодеятельные артисты из заводского Дворца культуры Маргарита Рыбина и Геннадий Баков, спев ее в финале торжественного вечера в честь 100-летнего события. Маргарита Николаевна позже вспоминала, что для юбилейного торжества готовилась большая лирико-драматическая композиция под названием «Дорогой побед». В программе были задействованы все без исключения коллективы и кружки сормовского ДК. Постановщиком концерта был народный артист РСФСР, режиссер театра драмы им. М. Горького Николай Александрович Покровский. И вот, наконец, Виктор Махлин, руководитель хора и хороший приятель Бориса Мокроусова, принес на репетицию еще вовсю пахнущие тушью, написанные живой авторской рукой ноты новенькой, только что родившейся песни. В то время в хоре, кроме уже знакомой Маргариты Рыбиной, солировал замечательный баритон, вчерашний фронтовик-ветеран с 1941 по 1945 год, кавалер орденов Красной звезды и Славы, обладатель медали «За отвагу», сегодняшний сталевар с завода «Красное Сормово» Геннадий Баков. Оба они, и Маргарита, и Геннадий, как говорят, «вцепились» в песню, так она им приглянулась. И тогда режиссер Покровский принял решение: «Вы оба хорошо поете – пойте вместе».
Первые исполнители "Сормовской лирической" Маргарита Рыбина и Геннадий Баков.
Репетиции программы длились целый месяц. Тех участников самодеятельности, кто работал на самом заводе, порой освобождали от смены и проставляли рабочий день. Но Маргарита служила в трамвайно-троллейбусном управлении и отпрашиваться на спевки ей приходилось непосредственно у директора ТТУ порой со слезами и уговорами. А он, тогда еще не знавший о творящейся рядом истории, отвечал: «Хочешь петь, тогда уходи, пусть тебя берут на работу на «Красное Сормово», раз ты такая знаменитая, там и пой». Молодые исполнители разучивали песню по авторской рукописи, и им было строго-настрого запрещено петь ее вне репетиционного зала –действовал строгий указ Николая Покровского: на людях до праздника не исполнять. Но сдержать себя было трудно: – Идем с Геннадием вечером после репетиции по улице, смотрим, никого нет, и как запоем! – улыбалась Маргарита Николаевна. – После юбилея где мы только н выступали с этой песней – на выборах, на торжественных собраниях… В 1949 году Маргарите Рыбиной было всего 25…
20 мая 2009 года в стенах нижегородской детской музыкальной школы № 11 имени Б.А. Мокроусова мне посчастливилось познакомиться и поговорить с этой живой и неунывающей женщиной. Это случилось в год 60-летия песни, первой исполнительницей которой она была. Самой Маргарите Николаевне незадолго до нашей встречи исполнились эпические 85 лет. Я до сих пор бережно храню в памяти обстоятельства того дня, когда состоялась наша беседа.
С Маргаритой Николаевной Рыбиной. 20 мая 2009 г.
Это было перед самым началом юбилейного концерта. В коридорах царила суета, с репетиции доносились звуки настраиваемых инструментов, и вдруг все это как будто отошло, переместилось на второй план, когда в комнату незаметно вошла Маргарита Николаевна. Очень опрятно одетая бабушка, маленькая и добрая. Я смутился, почувствовав, что при своих 180 сантиметрах роста, словно гора нависаю над ней, и невольно засутулился. Мы присели на стоявшие посреди кабинета стулья, и я стал задавать ей свои немудреные вопросы. Вопросы, которые уже задавались тысячу раз. И в тысячный раз она твердым поставленным голосом обстоятельно отвечала, рассказывая о подготовке юбилея, о многочисленных репетициях и о строжайшем запрете петь на публике до премьеры. Я поразился тогда, насколько Маргарита Николаевна сумела сохранить невероятные для своего возраста здравость рассудка, ясность мысли и речи. Ее голос звучал молодо и певуче. Запомнилось и то, как она уважительно обратилась ко мне, очень молодому в сравнении с ней человеку, по имени и отчеству. Помню, Маргарита Николаевна с досадой пожаловалась, что не смогла в тот день надеть концертные туфли, и потому была вынуждена прийти на выступление в непарадной обуви. Присутствовавшие педагоги начали ее успокаивать: что Вы говорите, Маргарита Николаевна, все очень хорошо и нарядно. «Нет, – ответила она грустно, – и голос у меня совсем уже не тот…». Наше маленькое интервью продлилось минут десять, потом нас деликатно прервали, позвав к началу концерта, где Маргарита Николаевна снова спела ту самую знаменитую «Сормовскую лирическую». И мне подумалось, что она совсем другой человек, не такой, как все мы теперь, человек из другой эпохи, из другой страны, навсегда оставшейся в прошлом…
Маргарита Николаевна Рыбина принимает участие в юбилейном концерте, состоявшемся на сцене нижегородской детской музыкальной школы № 11 имени Б.А. Мокроусова. 20 мая 2009 г.
Сормовская лирическая в исполнении Маргариты Рыбиной, запись 20 мая 2009 года.
НА РАДИО ДЛЯ СТРАНЫ
Существуют свидетельства того, что критики не слишком-то жаловали песню – юбилей столетия завода завершился малопатриотичным легковесным опусом, в котором композитор с поэтом загубили серьезную тему. Но пока ученые-судьи спорили, «Сормовскую лирическую» подхватил и признал слушатель. Всенародной, всесоюзной популярностью «Сормовская» обязана в первую очередь певцам, множество раз исполнявшим ее на радио. Первая студийная запись и соответственно премьера песни на радио состоялась в декабре 1949 года в исполнении дуэта двух замечательных мастеров – Ивана Шмелева и Петра Киричека. Солировал Шмелев, но для обоих это было довольно непривычное исполнение. Сам Иван говорил, что песня ему понравилась, но когда наступило время ее записать, Анатолий Новиков, являвшийся в то время художественным руководителем песенного отдела ВР, решил, что «Сормовскую» должен пропагандировать не один человек, а коллектив в лицах двух певцов, полагая, что в исполнении мужского дуэта песня прозвучит «бодрее и дружнее». Отказаться от исполнения было невозможно – давние отношения и договоренности артиста с радиоруководством предполагали сотрудничество на преимущественных правах Анатолия Григорьевича, желавшего слышать новый хит только в указанном составе. Когда певцы-однокашники, прежде учившиеся у одного педагога и выступавшие в одних спектаклях, встретились на записи, то попали в тупик. Текст и мотив предполагали поведать сокровенную историю любви, в которой участвуют двое. «Кто из нас лишний?» – неуверенно спросил стеснительный интеллигентный Киричек. «Знаю только, что не она!» – сокрушенно вздохнул воспеватель женщин Шмелев. Когда коллеги записывались, им мерещилось во всем этом что-то неестественное, лишнее, то, о чем хотелось смолчать. При исполнении приходилось друг на друга смотреть и признаваться в чуждых чувствах, испытывая некую нелепость положения. И, чтобы в лирической песне меньше разводить неуместной лирики, партнеры стали петь живее и бодрее, как и мечтало радионачальство. Несмотря на возникшие сложности, история всесоюзного триумфа песни началась.
Этикетка пластинки №17196 с записью песни "На Волге широкой" в исполнении Ивана Шмелева и Петра Киричека
ТРИ СЮЖЕТА ПЕСНИ
В истории записи профессионального исполнения есть одна примечательная страница. Сочиняя текст песни, Евгений Долматовский неоднократно его поправлял и перекраивал – таким образом к моменту осуществления первой записи у него получилось несколько самостоятельных вариантов. За неделю до запланированного сеанса в декабре 1949 года Иван Шмелев получил от поэта послание, в котором находилось три немного отличающиеся друг от друга версии «Сормовской лирической». Авторы предложили певцу окончательно определиться с тем, какой именно текст будущего хита он будет исполнять. Эти три машинописных варианта с пометками поэта мы предлагаем вашему вниманию:
"Сормовская лирическая". Первый вариант текста.
"Сормовская лирическая". Второй вариант текста.
"Сормовская лирическая". Третий (окончательный) вариант текста.
Варианты представлены здесь в хронологической последовательности их написания. Проведем их небольшое сравнение и попробуем понять, почему певец выбрал именно тот, который мы все сегодня так хорошо знаем. Очевидно, что первый вариант включает четыре куплета, причем первый из них практически идентичен первому в окончательном (третьем) варианте (отличие только в упоминании про столетний завод). Тут есть исправления, выполненные рукой автора, где он удачно заменил две строчки четвертого куплета. Второй вариант отличается от первого, в нем уже пять куплетов и тема забытого девушкой свидания раскрыта более пристально и ярко. Видно, что автор слов немало поработал над текстом. Появляются слова про раскрытую книгу, над которой в золотом окне склонилась подруга. Тут также имеются рукописные правки автора, но их совсем мало. 1, 3, 4 и 5 куплеты будут практически без изменений перенесены автором в третий, окончательный вариант. И вот, наконец, третий текст, состоящий уже из шести куплетов. Мы его хорошо знаем, это полная версия песни, впоследствии опубликованная, многократно спетая и ставшая широко известной. Здесь тоже есть рукописные исправления во втором куплете. Видимо, этот куплет, в котором как раз происходит логический переход к теме свидания, оказался самым сложным для поэта. Тем не менее этот вариант текста песни самый полный и наиболее законченный из трех. Неудивительно, что Шмелев выбрал именно его.
Есть интересная подробность, на которую можно обратить внимание. В третьем варианте у Долматовского написано: «А утром у входа в ворота завода». Это окончательный авторский текст и другие певцы, записывавшие песню в дальнейшем, именно так ее и пели. Но у Ивана Дмитриевича были козыри – свое эмоциональное видение и неизвестный другим вариант, поэтому на той самой первой записи с Петром Киричеком, сделанной в декабре 1949 года и на изданной пластинке, он поет иначе: «А утром у входа родного завода». Почему же он так спел? А потому что в его распоряжении был ранее неизвестный (второй) текст стихов Долматовского, где автор собственноручно зачеркнул слова «в ворота» и исправил их на «родного». Мы не будем сегодня спорить о том, насколько правильно поступил певец, но эта маленькая вольность, безусловно, придала исполнению свою долю очарования. А вот ансамблист Петр Киричек уже в своей сольной записи, изданной на ранней долгоиграющей пластинке в начале 1955 года, спел строго придерживаясь канонического текста («в ворота»), хотя не мог не знать об импровизации партнера.
Имеющиеся разные варианты текстов открывают нам то, что благодаря непрекращающейся работе над ними поэта песня «эволюционировала»: в тестах обозначилось развитие сюжета, усилились акценты, выверились рифмы. С каждой новой версией все меньше упоминаний относилось к заводу – и это неспроста, конечно, в сознании авторов песня была прежде всего «Лирической», а только потом уже «Сормовской». А для волгаря Мокроусова она и вовсе была гимном его любимой «Волге широкой».
О РАННЕЙ ДИСКОГРАФИИ
Очень познавательным представляется обзор записей, вошедших в раннюю дискографию «Сормовской лирической». Во всех них, сделанных на патефонных пластинках, исполнялся именно третий вариант текста, однако нигде он не звучал полностью. На упоминавшейся прежде пластинке №17198 (1949 года) Иван Шмелев и Петр Киричек поют пять куплетов из шести (четвертый пропущен).
Сормовская лирическая (На Волге широкой) Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
В
исполнении Ивана Шмелева и Петра Киричека
Владимир Нечаев, единственный из ранних исполнителей певец-тенор, преподнес песню в характерных для этого голоса лирических восторженных обертонах (пластинка №21182, 1952 год). В своей интерпретации маэстро упускает пятый куплет (именно тот, что про «ворота завода»).
Сормовская лирическая Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
В исполнении Владимира
Нечаева
Георг Отс на пластинке №25216 (1955 год) поет намного медленнее Нечаева, поэтому успевает исполнить всего четыре куплета из шести, пропустив соответственно третий и четвертый.
Сормовская лирическая Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
Эстрадный оркестр Эстонского радио
Загадки тут никакой нет. Подобное могло происходить по двум причинам. Первая и основная – хронометраж. Предельное время звучания пластинки формата «гранд» на 78 оборотов длится не более трех с половиной минут, поэтому для песен, которые оказывались слишком длинными, существовала практика пропускать их исполнителями при записывании некоторых куплетов. Это трехминутное ограничение было снято в начале пятидесятых годов с появлением долгоиграющих дисков. Но не только ради записи на патефонных пластинках певцы могли пропускать куплеты. Как правило, окончательный выбор исполняемых вариантов оставался за самим певцом, а ему очень важно было в случаях с мелодически однообразными песнями «не затянуть шарманку». В этом смысле характерен пример исполнения Георгом Отсом. Все четыре куплета он поет один за другим одинаково неторопливо. И если попробовать мысленно добавить к его исполнению еще два недостающих фрагмента, то песня может просто-напросто затянуться. Данная запись, хоть она и была записана с неполным текстом, в дальнейшем многократно переиздавалась и на долгоиграющих пластинках (Д-2841, Д-2977 и т.д.). В наши дни, несмотря на то что возможности техники многократно возросли и длительность записи технически не регламентируется, до сих пор певцы нередко продолжают сокращать песенный текст. А вот сольное исполнение бас-баритона Петра Киричека на патефонной пластинке не издавалось, сразу выйдя на долгоиграющей версии под номером Д-002485 в 1955 году. Благодаря этому в записи звучат уже все шесть куплетов, текст которых в точности соответствует авторской редакции. При этом певец хотя и исполнил «Сормовскую» в довольно быстром темпе, но сделал это с большой выразительностью и смысловой наполненностью, таким образом придав песне новый стиль.
Сормовская лирическая Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
В
исполнении Петра Киричека
Существует также прекрасное и интересное исполнение «Сормовской лирической» чудесным баритоном Леонидом Кострицей. Ленинградец Кострица записывался в основном на студии артели «Пластмасс», которая была известна выпуском тиражей так называемых артельных пластинок, имевших хождение по всей стране. Певец поет скоро и динамично, пытаясь успеть записать все пять куплетов в заданное очень короткое время (менее трех минут) Но этот прием ни в коем случае не создает эффекта шарманочного пения, то есть вокального однообразия, потому что в интонационном плане исполнитель раскрывает очень широкий эмоциональный диапазон.
Сормовская лирическая Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
В
исполнении Леонида Кострицы
Записи производились в студии артели «Пластмасс» на Синопской набережной, размеры которой были такими небольшими, что она с трудом вмещала небольшой ансамбль. Технически это было довольно несовершенно – в распоряжении исполнителей было всего два микрофона: один у певца, другой у музыкантов. Но певец исполнял песню так выразительно, что вышедшие пластинки приобрели огромную популярность. Поэтому в дальнейшем певцом было сделано еще три записи. Исследователям сегодня известны четыре разных матричных номера артельных пластинок «Сормовской лирической» в исполнении Леонида Кострицы (№426, №539, №823 и №893), которые были выпущены в 1950–1951 годах.
Иван Шмелев выступает перед работниками завода в г.Горьком. 1950 год.
АВТОРСКИЙ ДЕБЮТ
Завершая этот неполный обзор, необходимо рассказать еще об одной записи. Среди многих исполнителей «Сормовской лирической» больше всех посчастливилось, пожалуй, Ивану Шмелеву – ему нередко выпадала удача выступать в концертах вместе с Борисом Мокроусовым – композитор сам просил певца об этом. Как правило, Иван, уже находившийся на сцене, начинал аплодировать в сторону кулис, и композитор, обладатель несильного, но приятного баритона, с заметным довольством выходил и садился за рояль. Начиналось таинство рождения песни – эти двое понимали друг друга с полуслова. Впервые им случилось это испытать в 1950 году во время записи хита на Центральном радио. После той памятной радиопремьеры в исполнении дуэта Шмелева и Киричека композитор попросил Ивана записать песню с ним. Но перед собственно записью создатель музыки вдруг испугался – Иван, почувствовавший недоброе, увидев партнера, «танцующего» по направлению к выходу, схватил его за плечи: «Борис, не трусь! Я помогу, проведу тебя по песне лучшим образом! Жизнь идет!» И тут зал накрыло звуком симфонического «торнадо» – по приказу дирижера оркестр изобразил что-то напоминающее воздушную тревогу. Находившийся в полуобморочном состоянии дебютант мгновенно очухался и открыл текст. Записывали песню очень деликатно, певец, понимавший, что композитор не имеет ни навыков вокала, ни ансамблевого пения, старался спеть так, чтобы разница между силой голоса и тембром была не так заметна, стараясь вложить в звук большое тепло и трепет перед автором, и интимность понимания содержания. Автор мгновенно почувствовал настрой и, успокоившись, присоединился. Так и вышло – получился, пожалуй, самый нежный и чуткий вариант исполнения этого произведения.
Сормовская лирическая Муз. Б. Мокроусова, Сл. Е. Долматовского
В исполнении Ивана Шмелева и Бориса Мокроусова
Сегодня мы имеем возможность послушать эту прекрасную раритетную запись. Она была издана на одной из двух долгоиграющих пластинок, вошедших в альбом «Борис Мокроусов. Эстрада. Театр. Кино» (М60-36144) и выпущена спустя десять лет после описанного события.
ПРИЗНАНИЕ
Песня получилась исключительно удачной и быстро была подхвачена не только горьковчанами, но и всей страной. Пели ее с удовольствием и в самом Сормове, хотя «заказчики» нечасто бывают довольны произведениями о самих себе. Евгений Долматовский любил рассказывать о том, что, когда хит обрел популярность, со всех концов страны в редакции, на радио и в его адрес буквально летели письма с альтернативными текстами, как бы полемизирующими с «Сормовской». В этом смысле среди песен поэта она стала своеобразным чемпионом, набрав наибольшее количество народных переделок. Однако сам поэт отмечал, что эта песенная дискуссия неизменно носила весьма доброжелательное настроение.
Из Красноярска: Мы в Горьком бывали и зорьки видали, Но разве сравнишь их с сибирской зарей...
Из Омска: На Волге широкой, на стрелке далекой, — Так начали песню о Горьком своем. Но мы не согласны, что девушек краше, Чем в Сормове вашем, нигде не найдем.
Из Свердловска: А утром у входа Уралмашзавода...
Из Ташкента: Вчера полюбила, сегодня забыла, Такая любовь никому не нужна.
Из Воронежа: В Воронеже нашем нет речки широкой, А значит, не ходит по ней пароход, Но город не хуже, чем Сормово ваше...
И так далее…
"Звуковое письмо" - советская почтовая открытка с вложенной пластинкой, на которой записана "Сормовская лирическая" в исполнении Ивана Шмелева
В советское время мелодия «Сормовской лирической» звучала в качестве новостного сигнала на горьковском телевидении. И в сегодняшней России ее продолжают любить и считают неофициальным гимном родного края. Поют на юбилеях и свадьбах, на творческих вечерах и во время дружеских и семейных встреч. «Сормовская» с большим успехом исполняется на региональных музыкальных и вокальных конкурсах. Именно с этой песни начинается такое важное для нижегородцев событие, как открытие сезона навигации по рекам, когда весь город в большой радости высыпает на пристань, и над Стрелкой звучит нетленное «на Волге широкой», провожая в первый рейс современные величественные теплоходы. Горячий поклонник творчества Бориса Мокроусова нижегородец Алексей Кропотов рассказывает: «Есть в Нижнем команда по хоккею с мячом. Называется она «Старт». Чемпионами быть не доводилось, но в призерах чемпионатов СССР и России бывала не раз. Играет эта команда на стадионе «Труд», который расположен в Сормовском парке Сормовского района. Есть у команды и группа преданных фанатов, которые во время матчей поддерживают ее кричалками, речевками и… песнями. Одна из них, конечно, «Сормовская лирическая». И вот, представьте: зима, мороз, и группа, разодетая в цвета любимого клуба, хором затягивает «На Волге широкой… в рабочем поселке команда живет!!!» Да-да, все слова из песни, только «подруга» заменена на «команду». И так из матча в матч. Я сам всегда подпеваю с ними в этот момент. И думаю – поют эти ребята и не подозревают, что премьера этой песни состоялась 73 года назад всего в нескольких сотнях метров от стадиона, в районном Дворце Культуры, который расположен в этом же парке и носит созвучное песне название…». А Вера Овчинникова, преподаватель сормовской музыкальной школы номер 11, носящей имя замечательного автора, поделилась такой историей. Когда-то она дала своим ученикам задание – узнать у своих родных «что они знают о нашем композиторе Мокроусове или о его произведениях». Одна девочка написала со слов бабушки и дедушки, как в Сормовском районе открывали троллейбусную линию. На первой поехавшей в путь машине был установлен репродуктор, из которого вдруг полилась знакомая всем песня. И тут за троллейбусом высыпала толпа людей и подхватила любимые слова… Существуют и другие истории, и совсем современные и не очень. «Сормовская лирическая» по-прежнему свежо трогает и греет сердца слушателей своей кристальной чистотой, проникновенной лиричностью, необыкновенно светлым мироощущением, поэтической и музыкальной выразительностью. Песня давно стала поистине народной и останется таковой, уверен, навсегда.
Николай Кружков Июнь 2022 г.
Благодарю Дмитрия Шмелева, сына певца Ивана Шмелева, и Наталью Легонькову за материалы и помощь в подготовке публикации.
Песни о Москве | Песни о Людях Труда | Песни о море и моряках | Песни войны Антологии известных песен | Времена и песни | Вальсы, Танго, Марши Довоенные массовые песни | Песни разных исполнителей
|
