|
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕТРО ФОНОТЕКА Музей Истории Советской Массовой песни
Главная
|
|
Владимир БунчиковКогда душа поет … (Воспоминания певца)
|
Часть втораяГлава 13. Будни войны. В это время на радио стал работать дирижер Леонид Пятигорский. Он собрал оркестр из лучших музыкантов. Этот оркестр часто принимал участие в праздничных концертах в Колонном Зале. Из артистов оперетты были известные уже тогда Е.Лебедева и М.Качалов, Н.Рубан, Г.Ярон. Из солистов радио – мы с В.Нечаевым, В.Красовицкая, М.Михайлов, Г.Виноградов, А.Королев, Г.Абрамов. Много артистов выступало из театров. Эти концерты всегда проходили при аншлаге, народ любил шутки, оперетту, хорошую музыку. Новый 1943 год я встречал у Ильи Ильича Шнейдера. Он очень интересный собеседник, много рассказывал про Сергея Есенина и Айседору Дункан, у которой он был администратором. Кроме того, он был очень веселым и остроумным человеком. Мне он посвятил сатирическое стихотворение, которое впервые прочитал за новогодним столом.
Мы прошлый год встречали в Ашхабаде, Среди мечетей, редьки, зимних роз, И не какие-то чужие дяди, Нам помогли теперь вдыхать родной мороз!
Вы в Азии блистали на концертах, От Вас туркменки падали на земь, Никто не знал о наших трудных жертвах, Как мы делили колбасу на день.
Теперь на радио солистом Вы поете. И «трогаете» прямо до нутра. Но все ж, когда по радио орете Нельзя ли не будить нас в 7 утра!
Это стихотворение чудесного милого человека, который нам всем очень помогал в трудное время, хранится у меня дома в альбоме, как и его книга с автографом «Встреча с Есениным». Александр Иванович Орлов предложил мне разучивать партию Ренато из оперы Верди «Бал-маскарад». Я, как говорится, всю жизнь мечтал ее петь. Хотя арию из этой оперы я уже пел раньше, когда был студентом, но все это было не то. Всю оперу целиком я слушал в театре Станиславского. Партию Ренато пел чудесный баритон Юрий Юницкий. К сожалению тогда нас не пускали на репетиции, я уже писал об этом раньше, Станиславский не любил посторонних. Я взял в библиотеке клавир этой оперы и стал потихоньку заниматься. Состав участников был такой: Ричард – Тархов, Амелия – Шухат, Паж – Казанцева, Ульрика – Клещева, Ренато – Бунчиков. С Орловым было приятно работать. Он никогда не дергал исполнителей, свои замечания делал после репетиции. В концертном исполнении опера прошла с большим успехом. На радио меня часто занимали в ночных передачах. Пели мы «в живую». Теперь это трудно представить – сегодня появилась техника, все можно записать и потом пустить фонограмму. И репетировать можно сколько угодно, пока не получится то, что надо. А в то время диктор объявлял твою фамилию – ты подходишь к микрофону и пой! Помню одну такую передачу. Время близится к четырем утра. Спать хочется страшно. Две передачи уже спел – идет маленький перерыв. Чтобы не заснуть я стал ходить по студии. Наконец перерыв кончился. Мы пели на Америку. Диктор включил микрофон. Я сел на диванчик и стал ждать, когда меня объявят. Я пел в самом конце. Сидел, сидел и незаметно задремал. Свою фамилию, конечно, не услышал. Меня кто-то толкнул тихо в бок, я вскочил и подбежал к микрофону. Молча смотрю на Александрова, а что петь - убейте, не помню. Но вступила музыка, и я понял, что петь, и запел. Пауза была не замечена. Когда кончилась передача, я увидел в фонической Голованова. Ну, думаю, сейчас мне будет! Но ничего не случилось. Голованов смеялся: «я боялся, что вы запоете из «Цыганского барона», - сказал он, хотя мне было не до смеха. Разошлись все в шесть утра, я пошел домой, так как у меня утром передач не было. Нечаев решил организовать большой концерт на текстильной фабрике в Павлово-Посаде, там жила его семья. Я спросил у Левитана, можно ли мне уехать на выездной концерт. Теперь приходилось спрашивать и об этом. Он мне сказал, что пока ничего нет, и я могу ехать спокойно. Кроме того в тот момент Марк Фрадкин принес новую песню, где можно было заменять слова: например, взяли город Минск – я пою «… Минская улица», взяли Брянск – я пою «…Брянская улица», и так далее. Я думаю, ну раз сам Левитан сказал, значит ехать можно. С нами поехала целая бригада артистов: Л.Русланова, М.Гаркави, Е.Лебедева и М.Качалов, С.Образцов и многие другие. Поехали и артисты балета, кто именно уже не помню. Приехали мы в 7 часов, до клуба идти минут 15-20 пешком. Не прошли мы и 100 метров, слышу позывные радио. Я насторожился. Вдруг слышу голос Юры Левинтана: «От Советского информбюро... Наши войска освободили город Брянск!» Я страшно растерялся, знаю, что сейчас будет салют и концерт. На мое счастье меня выручил певец И.Голянд, он знал эту песню и часто пел ее в концертах. Я уже писал о том, что в годы войны родилось много хороших песен и выросла плеяда замечательных композиторов. Это композиторы Марк Фрадкин, Борис Терентьев, Юрий Слонов, Евгений Жарковский, Модест Табачников, Анатолий Новиков и многие-многие другие. Помню, кажется в 1943 году, из поселка Полярный приехали в Москву Е.Жарковский и Б.Терентьев. Пришли прямо ко мне домой на улицу Остоженка, прямо в бушлатах, и принесли каждый по новой песне, родившейся на Северном флоте: «Прощайте, скалистые горы» и «Песня о бушлате». Это чудесные песни, я их очень люблю и пою до сих пор. В моем репертуаре это были первые песни на морскую тематику. Я вообще люблю петь морские песни, воспевающие героизм и доблесть советских моряков, широту их души. Поэт-песенник Николай Букин сказал по этому поводу так: «В.Бунчиков дал крылья нашим морским песням». К ним я действительно относился по-особому. Многим песням я дал путевку в жизнь. Я горжусь тем, что такие песни как «Вечер на рейде», «Летят перелетные птицы», «Соловьи», «Песня о фонарике», «Сирень цветет» впервые прозвучали в моем исполнении. Многие песни я пронес через свою жизнь и храню в своем сердце – в них много душевности, нежности, лиричности. Наступил 1944 год. Моя семья вернулась из Ашхабада. В городе по-прежнему комендантский час. С продуктами стало немного лучше. Я, как и раньше, выступаю не только на радио, но и в госпиталях. Приходится петь в палатах, где лежат тяжелораненые, петь очень трудно, но надо. Поем с Нечаевым веселые песни, стараемся хоть песней немного развеселить бойцов. В этом году появилась еще одна чудесная песня, которую я, пожалуй, люблю больше других. Это песня С. Каца на слова А.Суркова «Сирень цветет». Песня была написана в Севастополе вскоре после его освобождения. Кац рассказывал, что разбирая книги обнаружил два стихотворения А.Суркова. В одном из стихотворений были очень хорошие слова: «Над Волгой-рекой расплескала гармонь саратовские страданья». Сигизмунд Абрамович тут же сел за рояль и стал сочинять музыку. Когда он дошел до заключительных слов в стихотворении «Сирень цветет, не плачь, придет…», от себя решил добавить еще строчку: «Твой милый, подружка, вернется». С этим добавлением ее и начали петь. Вскоре песня была включена в репертуар Краснознаменного ансамбля под управлением Б.Александрова (соло пел я). Слова песни оказались как бы пророческими – война действительно окончилась в мае, когда цвела сирень. Запомнился мне 1944 год еще и тем, что в этом году отмечался 20-летний юбилей Всесоюзного радио. По случаю этой даты в Колонном Зале Дома Союзов состоялся большой концерт, в котором принимали участие выдающиеся мастера советской оперной сцены И.С.Козловский, С.Я.Лемешев, Н.А.Обухова, А.Н.Пирогов. Представляете, какие артисты были! Концерт прошел с большим успехом. Я исполнял арию Жермона из оперы «Травиата».
Фотокопия наградной грамоты о присвоении
В.А.Бунчикову звания
В этом же году у меня произошло знаменательное событие: в связи с двадцатилетием Всесоюзного радио мне было присвоено звание «Заслуженный артист РСФСР». Надо сказать, что в те годы такое звание получить было действительно непросто, его давали за большие заслуги в области культуры и искусства. Я уж не говорю о еще более высоком звании: народный артист, его получить было еще труднее. По-моему, С.Я.Лемешев и И.С.Козловский тоже тогда были заслуженными артистами РСФСР. Всего «заслуженного» получило 8 человек. Наше начальство поздравило нас с этой большой наградой. Прошло немного времени и на радио начали готовить оперу Рахманинова «Франческа-да-Римини». Наш художественный руководитель предложил мне посмотреть клавир. Там у меня небольшая роль (тень Вильгирия). Мне не хотелось брать ее, эта роль совсем неинтересная, кроме того, у меня была причина отказаться, так как партия эта была теноровая. После такой оперы, как «Бал-маскарад», за эту не хотелось даже браться. Я сказал, что петь не буду. На это Райский ответил: «Идите к Голованову и ему сами все объясните». Большого желания идти к Голованову у меня не было, но делать нечего. Я пошел на хоровую репетицию, дождался перерыва. Подошел к нему, поздоровался и показал клавир, где написано, что партия Вильгирия для тенора. Он вспылил: «Ты что, меня учить вздумал? «Фа» испугался? А Доватора пел с нотой «Ля»! Зря тебе дали «заслуженного»! Возьми клавир и через два дня придешь, я буду слушать». Я ушел злой, конечно, но спорить с Головановым было бесполезно. Каждый день я занимался, музыка была мне незнакома, показалась даже трудной. Ноты «Фа» я, конечно, не боялся и через два дня пришел на суд к Голованову. Партию он у меня принял. «Ну что, трудно вытянуть «Фа»?»- сказал он, а сам смеется. Вскоре начались оркестровые репетиции. Этот спектакль пойдет в гриме и костюмах. Сценически с нами работал Леонид Васильевич Баратов, он нам показал и все мизансцены. От автора будет читать Пров Садовский. Все шло хорошо. Неожиданно работа над этой оперой мне понравилась, и я репетировал с увлечением. Иногда мне казалось, что я в театре! Хочу рассказать об одном случае, который я не могу забыть до сих пор. Этот случай очень живо напоминает мне Голованова. В один из выходных дней мы с Нечаевым поехали в колхоз на концерт. С нами были Юрий Левитан и баянист. Колхоз находился в 30-40 км от Москвы. Ехали на грузовике. Пока дорога шла по шоссе, было ничего, но когда свернули на проселочную, нас стало бросать из стороны в сторону, и мы решили идти пешком. Нас приняли очень хорошо, народ заметно повеселел. Увидели «живого» Левитана. За концерт нам дали немного мяса, капусты. Рано утром тронулись в путь, долго копались, пока я не вспомнил, что ровно в 10 репетиция «Франчески» в Большом зале консерватории. Я похолодел. Когда выехали на шоссе, я стал умолять нашего шофера ехать быстрее. Он гнал бедный грузовик как мог, у Крымского моста мы были ровно в 9 часов 30 минут. Заехали на Метростроевскую, где я жил, Нечаева попросил занести продукты, а сам быстро побежал на трамвай. Влетел в консерваторию ровно в 10. Голованов был уже за пультом. Все солисты сидят, я буквально прошмыгнул на свое место и замер. Слава Богу, Николай Семенович ничего не заметил. Вид у меня был ужасный, все лицо в пыли. В перерыве он у меня спросил: «Что с вами?» Пришлось соврать и сказать, что я нездоров. «Смотри у меня, не заболей к премьере!» Все обошлось, накладок не было, я успокоился. Взыскательность Николая Семеновича Голованова к исполнителям была поразительной. Он не терпел ни малейшей погрешности в работе и считал, что все нужно делать безукоризненно с первого раза. Хотя и к себе он был очень требовательным – всегда собран, пунктуален, всегда в форме – он служил примером для подчиненных. Перед премьерой оперы в Колонном зале Дома Союзов был назначен прогон в костюмах и в гриме. Утром ровно в 10 я был на месте. Гример был из Большого театра. Голованов как всегда пришел раньше всех. Он никогда не опаздывал ни на минуту, куда бы то ни было – будь то репетиция или спектакль. У нас с Захаровым роли были маленькие, а главные партии исполняли Рождественская, Тархов и Королев. Загримированные и в костюмах, мы ждали своей очереди. Наконец, пошла наша музыка. Кто-то из нас (кто именно уже не помню) опоздал вступить. Голованов остановил оркестр и говорит: «Тоже мне, заслуженные!»… Перед хором и оркестром так и сказал. У нас была трудная мизансцена, кроме того, мы дирижера не видим, он у нас за спиной. И музыка совершенно незнакомая. «Бросьте играть и пойте» - сказал он. Мы так и сделали. Спели правильно, хоть и немного играли не на своей музыке. В антракте нам попался Баратов. Он тоже стал нас ругать. Сказал, что мы как слепцы стояли. Мы возразили, что все мизансцены отмечал сам Голованов, а с ним спорить трудно. Все же мы на сцене старались быть в образе и не стоять на одном месте. Этот спектакль мы пропели три раза, потом его записали. Очень обидно, что запись этой оперы впоследствии потерялась. После мы стали готовить оперетту современного европейского композитора Абрагама «Бал в Савойе». Эта оперетта была написана автором в 1932 году, поставлена в 1933. С большим успехом она шла на сценах многих европейских театров. Оперетта очень интересна не только своими разнообразными вокальными номерами, но и тем, что композитор ввел в симфонический оркестр ряд инструментов, которые изменили состав обыкновенного симфонического оркестра, например, гитару, мандолину, банджо. Уже первые спектакли имели у зрителей большой успех. Главные партии исполняли: В.Красовицкая, И.Голянд, З.Соколовская и я. Дирижировал А.Ковалев.
Назад // В оглавление книги // Дальше
См.
также информацию о Владимире Бунчикове и Владимире Нечаеве на странице биографий певцов
>>>; См. также записи песен в исполнении Владимира Бунчикова >>>; См. также записи песен в исполнении Владимира Нечаева >>>;
Полный каталог записей сайта "Виртуальная Фонотека" >>>
|
