|
ВИРТУАЛЬНАЯ РЕТРО ФОНОТЕКА Музей Истории Советской Массовой песни
Главная
|
|
|
Из истории песни "Ленинские горы"
|
|
|
Песни о Москве | Песни о Людях Труда | Песни о море и моряках | Песни войны Антологии известных песен | Времена и песни | Вальсы, Танго, Марши Довоенные массовые песни | Песни разных исполнителей
Часть 1. "Ленинские горы". Без цензуры.
Несомненно, история рождения этого замечательного шлягера в общих чертах известна большинству из тех, кто и сегодня любит и слушает советские песни. Однако уверен, что оригинальная предыстория его написания будет рассказана здесь впервые. Так случилось, что хронику «Ленинских гор», появившихся в 1949 году и тогда же записанных на пластинку Иваном Шмелевым, мы знаем не совсем с начала. Дело в том, что ее автор, поэт Евгений Долматовский, в своих достаточно многословных и охотливых воспоминаниях умолчал о некоторых эпизодах, либо смущаясь излишних подробностей, либо вполне обоснованно их опасаясь. Конечно, в наши дни поговорить об этом уже стало вполне допустимо.
Итак, история началась с исполнителя. И случилось это еще в Воронеже как раз в тем самые годы, когда опальный Осип Мандельштам отбывал там свое наказание. В то время и наш герой приобретал молодые певческие навыки в местном музыкальном техникуме. Теорию ему преподавал бывший солист Мариинки флейтист Карл Карлович Шваб – мастер баловался сочинительством романсов, а Ваня – его ученик – давал ими концерты Осипу Эмильевичу. Не все тогда отваживались водиться с ссыльным «стихоплетом», а вот Шваб рискнул. Благодарный поэт привязался к флейтисту и частенько декламировал его артистам свои стихи. Одним из счастливцев стал Иван, который, не слишком понимая, что же такое высокое пытался выразить ими автор, интуитивно влюблялся в неизведанное, в то, что слышал. Читал поэт и о Первостольной, особенно Ване вскружили голову те вирши, что предопределили его неутолимую любовь к обсуждаемым кручам на берегу Москвы-реки.
И Фауста бес — сухой и моложавый — Вновь старику кидается в ребро И подбивает взять почасно ялик, Или махнуть на Воробьевы горы, Иль на трамвае охлестнуть Москву.
Именно отсюда Шмелев и начал постигать этот чудный город, пытаясь стать его частью, и в каком-то смысле ему это удалось. Именно потому вся история песни именно здесь и произошла. А истоки ее из такого далека. И вот уже Москва 1942-го. Наспех заскочивший сюда молодой военкор Долматовский присутствовал при таинстве слияния двух сердец: одним владел солист Центрального ансамбля НКВД, вторым – его юная жена, танцовщица того же коллектива. Дело было редкое, все они красноармейцы, в душе гвардейцы, почти партийцы, но желание приятеля-певца утвердить союз небесным браком было непоколебимо. И как нельзя лучше для сего события подходил храм Живоначальной Троицы на Ленинских (стало быть, Воробьевых) горах. В советское время не закрывавшийся, он сохранил свой звучный музыкальный благовест, и нередко капризные служители Евтерпы наведывались сюда (конечно, негласно) на утвердившийся высшим знамением концерт. Во всем этом Ивану виделся знак. Оспаривать чудное намерение военкор не стал, да и в свидетели, по сути, он попал случайно, все остальные были на фронтах. (Надо сказать, что сам поэт-коммунист от мероприятия был не в восторге, понимая, что кто-нибудь мог куда-нибудь об этом доложить. Забегая вперед, упомяну, что, несмотря на великую тягу делиться памятью, Евгений Аронович никогда об этом факте из семейной биографии Шмелевых не сообщал.) Да и не мог он знать тогда, что этот будущий премьер однажды прозвучит одним их лучших «репродукторов» его хитов. Первым из которых вышел «бестселлер» «Золотился закат». Именно Иван Шмелев, ставший мастером кавалерийских «речей», после берлинских казаков исполнил новый конный хит о победном походе войск по востоку Европы. Тем более что песня действительно вышла отличная – в ней сложилось все: и мелодия, и ритм, и темп, и богатейший сюжет… Но не обошлось без курьеза. В тексте были слова:
Золотился закат, Шелестел листопад. К Будапешту гвардейцы Шли под гром канонад.
Золотился закат
Так было у Долматовского. Ваня исполнил ее с некоторым изменением, «подогнав» дивизию под Белград. На это ревниво настроенный маэстро устроил ему разнос. Однако певец резонно возразил, спасая авторскую репутацию: «Ты хочешь, чтобы тебе поверили, что в ноябре в Будапеште «шелестел листопад»? Не знаю, как слушатели, много из них тех, кто сражался на той земле, и мы приезжали для них выступать, и деревья там стояли совсем как в парилке голые, разве только прикрывшись парой фиговых листков». Иван доподлинно не знал: был ли в Будапеште в то время его друг-военкор, но точно знал, что солдат пера Долматовский был необычайно храбр, вгрызаясь в самое пекло событий, и уж точно брал наравне со всеми остальными солдатами Берлин.
Поэт Евгений Долматовский со скульптурной головой Гитлера в Берлине, май 1945 г. Фото Евгения Халдея. Источник: https://waralbum.ru/28735/
Вот с тех самых пор они пошли по песне вместе и, бывало, приходили петь на Ленинских горах тот самый «Закат»:
Про страну большую нашу, да про девушку Наташу, Да про город краснозвездный – про тебя, Москва!
Там, на зеленых холмах в 1947 и 1948 году с мая по сентябрь Шмелевы снимали дачку – надиктованный когда-то Мандельштамом интерес к этому сакральному месту так у Ивана и не угас. Сюда к ним наведывались компании, устраивались милые праздники и пикники. Счастливые «креативщики» приятельствовали семьями. Долматовский приходил с Наташами: крохотной дочуркой и женой – знаменитым фотокором Натальей Боде. Настя родила Ване Ксану. Так и гуляли они вместе с колясками по Ленинским горам, на которых раскрывались новые, тайные смыслы песни, где говорилось и про семью, и про любовь. Летней порой вместе слушали вокал соловьев, и, конечно, разговаривали о творчестве, строили планы. Тогда-то Иван и начал наседать на Долматовского с идеей сочинить новую песню о Москве, теперь уже не под «шум канонад», а мирную, обязательно о Ленинских горах…
Ленинские-Воробьевы горы, как они прекрасны. Ранее их возносили Айвазовский и Аммон, а вот французская портретистка Мадам Виже Лебрен отбросила в сторону кисть и выдохнула: «Не смею». Мусорский обессмертил их в певучем «Рассвете над Москвой-рекой». И немудрено – с вершин открывался необыкновенный вид: точеные бастионы и башни Новодевичьего и Донского монастырей, грациозная свеча Великой колокольни, горячие золотые купола.
Владимир Аммон. «Вид Москвы с Воробьевых гор», 1856 г. Холст, масло. Частная коллекция. Фото из открытых источников.
"Рассвет на Москвой-рекой" из оперы "Хованщина".
Музыка Модеста Мусорского,
Но разленившийся Долматовский внимал всем прелестям семейного рая и потому не слишком стремился сочинять. Он осмотрелся кругом и высокопарно изрек привязавшемуся к нему Ивану почти как Лебрен: «Про Ленинские горы, говоришь? Ну что могу я придумать о местах «прекрасных метафизических»? Друзья, люблю я Ленинские горы! – Невозможно писать о них – они так прекрасны, где взять слова?
Друзья, люблю я Ленинские горы, здесь хорошо рассвет встречать вдвоем: видны кресты, часовни и соборы с крутых высот на много верст кругом!»
А потом прижал бесценную Наташу к сердцу и сказал: «Нет уж, Ваня, давай лучше помолчим об этом счастье…». Поэт был ею наполнен, для нее он придумал и проговоренный «Золотился закат», и «Мою любимую». Тогда, в 1947-м, он сочинил свой самый интимный шедевр – «Ласковую песню». Шмелев стал счастливчиком-исполнителем, слишком резонировало эхо с его собственной планидой: они были оба воина-хранителя своих возлюбленных жен. В этой песне было то самое потаенное, о котором не говорят, но поют.
И в руке спит рука, будто мы судьба единая.
Наташа, какая она? Отважная и мужественная, вместе с этим удивительно женственная. И влюбленная в своего героя – всю войну она возила в своем вещмешке праздничное синее платье, чтобы надеть его для него в день Победы – они не могли расстаться ни на час:
Ты все та же, моя нежная, в этом синем платьице.
Ласковая песня
Казалось, что это навсегда. Это был «влюбленный» сорок седьмой год...
Фотокорреспондент Наталья Боде и поэт Евгений Долматовский на улице освобожденной Праги, июнь – август 1945 г. Источник: https://waralbum.ru/41078/
Ну а дальше? А дальше наступила проза жизни. Шмелевы купили собственную дачу во Владимирской области, а Евгений Долматовский больше не был так страстно влюблен в Наташу. Увы, этот подлинный, полный больших чувств брак распался – официально супруги разошлись много позднее, нежели расстались по факту. Да и развернулась великая стройка – автор попал в новую стихию и потонул в ней с головой. А дальше следовало по хрестоматии: «Московский комитет партии собрал поэтов и композиторов…». Но та интимная часть той огромной глубокой романтики никуда не делась, живя в музыке и стихах, да и певец все же остался верен Ленинским горам – несмотря на жизненные изменения, он так же возвращался к ним каждый год со своей Настеной, с которой остался «единой судьбой» по завету друга и автора до самых последних своих дней, наверное, любил это счастливое возвышенное прошлое уже за двоих – себя и него…
Евгений Долматовский и Юрий Милютин за работой. Фото из архива семьи Шмелевых.
А еще стремился туда, чтобы погрузиться в Троицкий храм и, выйдя из него, вдруг тут же пропеть: «Друзья, люблю я Ленинские горы». Измененный вариант он не пел никогда. Это было невозможно, дело в том, что счастливы они были в первом, он для них обоих (писателя и исполнителя) остался, да и не только для них, на самом деле единственным, второй же был просто продиктован обстоятельствами и навязан полумифическими старушками (об этом можно подробно прочитать в следующем рассказе «Ленинские горы». Официальная версия»). Тот – первоначальный вариант – запечатлел время истории, эпизод, который остался позади и никогда больше не вернется.
Ленинские горы
Иван Шмелев в студии во время записи песни «Ленинские горы», которая была издана на граммофонной пластинке №16878 в 1949 г. Фото из архива Н. Кружкова.
Николай Кружков Ноябрь 2023 г.
Благодарю Дмитрия Ивановича Шмелева, сына певца Ивана Дмитриевича Шмелева, за материалы и неоценимую помощь в подготовке публикации.
Часть 2. "Ленинские горы". Официальная версия.
Послевоенная Москва
стремительно обновлялась. Социалистический реализм (главенствующее художественное
направление в литературе и искусстве в СССР, представляющее собой эстетическое
выражение концепции мира и человека с точки зрения трудящегося народа), не мог
остаться в стороне от темы этих грандиозных преобразований. Именно так появилась
замечательная песня Юрия Милютина на стихи Евгения Долматовского, в которой
пелось о красе Москвы – Ленинских горах. По предложению товарища Сталина горизонты Москвы должны были украсить восемь монументальных высотных зданий, ныне хорошо известных москвичам и гостям столицы. Правда, достроенными оказались лишь семь из них, после смерти вождя строительство восьмого здания в Зарядье было свернуто, на его основании спустя десятилетие возвели «небольшую» гостиницу, которая называлась «Россия». В 2000-х годах ее снесли, и теперь на этом знаковом месте разбит красивый парк с великолепным концертным залом, где сегодня выступают известные музыканты и исполнители. А вот одно из семи все же построенных зданий находится на Ленинских (ныне Воробьевых) горах, и знают его все – это Главный корпус МГУ.
Впервые песня «Ленинские горы» прозвучала в 1949 году в исполнении Ивана
Шмелева. Именно в тот год было развернуто полномасштабное строительство
университского комплекса. Этот факт нашел отражение в третьем куплете:
Сейчас пустынны Ленинские горы, Но флаги стройки вьются на ветру - Здесь корпуса взойдут до неба скоро, Сюда придут студенты поутру.
И корпуса взошли до неба. И студенты пришли сюда 1 сентября 1953 года. Песня
завоевала настолько большую популярность, что в канун 1953 года ее пришлось
переделать, чтобы она не устарела.
Вы стали выше, Ленинские горы, Здесь корпуса стоят, как на смотру, Украшен ими наш великий город, Сюда придут студенты поутру.
В книге "Песни на стихи Евгения Долматовского" автор слов вспоминает:
"Московский комитет партии собрал поэтов и композиторов. Разворачивается стройка
Большой Москвы. Архитекторы и строители показывают нам планы, чертежи, проекты,
макеты. Еще нет ни Хорошево-Мневников, ни Кузьминок, ни Фрунзенской набережной,
ни Юго-Запада. На месте бывшей городской свалки в Черемушках построены первые
новые кварталы, но дома в своем облике сохранили что-то от бараков.
Лишь несколько лет отделяют нас от войны и Победы. Но Москва — вся в дощатых
заборах. Роются котлованы. И особенно много разговоров о высотных домах.
Нас с композитором Юрием Милютиным просят написать песню о будущей Москве.
На счастье, по заданию МК партии мне приходится обследовать состояние
культурно-воспитательной работы в общежитии строителей на Ленинских горах. Здесь
и возник замысел песни.
В тексте были строки; «Сейчас пустынны Ленинские горы, но флаги стройки
вьются на ветру». Они тогда вполне соответствовали пейзажу. Песня широко
распространилась. Прошло несколько лет.
Привожу одно из типичных писем начала 50-х годов по поводу песни:
«Рабочие 1-го треста Мосподземстроя просят вас изменить некоторые строки в
вашей песне «Ленинские горы» или изменить всю песню, потому что сейчас уже
закончена стройка, и флаги не вьются на стройках на ветру. Студенты уже учатся с
1 сентября 1953 года. И даже стыдно, когда поешь — «Сейчас пустынны Ленинские
горы», а перед тобой стоит грандиозное здание — Московский университет...».
Письмо коллективное, под ним подписи прораба и рабочих.
Одна 70-летняя женщина из Саратова обратилась ни больше ни меньше как в
Совет Министров с заявлением: почему по радио сперва говорят, что университет
построен, а потом поют «пустынны Ленинские горы»?
Я сочинил новый вариант заключительной строфы. Между тем, первоначальный
текст пели уже широко и на многих языках. Мне пришлось разослать поправку по
сотням адресов. Исправленный текст песни «Ленинские горы» все же привился, и
первоначальные строки накрепко забылись".
Новый вариант песни прозвучал в исполнении Владимира Нечаева, в характерной
для него доверительной манере с элементом народности. На мой взгляд, сила
исполнительского мастерства Нечаева спасла песню - первый вариант, как всё
изначальное, был все же несколько лучше.
Еще одно исполнение этой песни было издано на ранней долгоиграющей
пластинке. Именно оно вошло в сборник песен, выпущенный к 850-летию Москвы. У
Георгия Виноградова своя манера исполнения. Он не повторяет своих
предшественников: его вариант менее торжественен, чем у Ивана Шмелева, и менее
народен, чем у Владимира Нечаева. Одним словом – ни убавить, ни прибавить –
лирический тенор на камерной сцене…
Об истории создания и исполнения массовых песен, посвященных строительству высотных зданий в Москве, вы также можете прочитать в подробной публикации «Мы возводим этажи домов чудесных», опубликованной в 2011 году и дополненной в 2024-м.
Песни о Москве | Песни о Людях Труда | Песни о море и моряках | Песни войны Антологии известных песен | Времена и песни | Вальсы, Танго, Марши Довоенные массовые песни | Песни разных исполнителей
|
