Опубликовано в сборнике "Д.Д. Шостакович и его эпоха", Самара 2006 г.

Работая над авторским интернет-проектом «Виртуальная РетроФонотека», я ставлю своей основной задачей поиск и публикацию наиболее достоверных материалов об истории как культурной жизни в СССР 1930-1950 гг., так и советской песни в частности. В последние 10-15 лет очень часто приходится сталкиваться с сугубо отрицательной оценкой этого периода, особенно когда речь заходит о явлениях в сфере культуры и искусства. Это навязываемая примитивная оценка жизни нашей страны очень легка для современного поверхностного восприятия и на сегодняшний день превратилась в штамп.

Поэтому очень важно помнить, что только поиск подлинных документов и свидетельств может раскрыть перед нами истинную неоднозначность происходивших событий, только достоверная реставрация музыкальных произведений с оригинальных носителей позволяет сегодня раскрывать их подлинный смысл и звучание.

На мой взгляд, существует несколько причин, по которым историки и биографы Шостаковича избегают говорить о его песенной планиде. С одной стороны, Дмитрий Дмитриевич бесспорно являлся превосходным симфонистом, а в среде академических музыковедов, исследующих классическую музыку, не принято «опускаться» до уровня популярной массовой песни. С другой стороны, анализ творческой жизни маэстро показывает, что к песенному жанру композитор обращался скорее вынужденно, происходило это в наиболее тяжелые моменты его творчества и отнюдь не всегда по его собственному желанию.

Вероятно, один из самых загадочных и трагических периодов жизни Шостаковича относится к 1942 году.

В годы войны город Куйбышев на многие месяцы стал домом для большого количества деятелей культуры и искусства, вынужденных отправиться в тыл вместе со своими коллективами. Одним из творческих работников, принятых нашим городом в то суровое время, был и выдающийся советский композитор Д.Д. Шостакович, закончивший здесь свою всемирно известную Седьмую симфонию. Следует сказать, что куйбышевский период жизни композитора на сегодняшний момент достаточно хорошо изучен и практически полностью раскрыт в работах музыковедов и исследователей.

Говоря о песенном творчестве автора, я решил обратиться к истории одной из моих любимых песен - «Песне о Фонарике», написанной маэстро в годы войны. Ее в 1946 году удачно напел на пластинку советский певец Владимир Бунчиков, именно его исполнение с пластинки № 13843 я считаю лучшим, естественно из тех, что дошли до нас в грамзаписи.

Историю «Фонарика» рассказывает Юрий Евгеньевич Бирюков в книге «По военной дороге», вышедшей в «Военном издательстве» в 1988 году. Эту историю я приведу полностью.

«Уверен, что наша массовая песня только в том случае сделает скачок вперед, если она обогатит, расширит средства эстетического воздействия на слушателей. Для этого необходим богатый и сложный арсенал музыкальных средств. К сожалению, некоторые композиторы, обладающие этим арсеналом средств, в последнее время перестали интересоваться песенным жанром, передав его в монопольное владение так называемых композиторов-песенников. А жаль! Активно и горячо работая в песенном жанре, наши лучшие композиторы-непесенники могли бы очень многое сделать. Для меня лично, например, песня Д. Шостаковича «Фонарики» является образцом удивительной свежести и благородной простоты...», — так писал об этой песенной работе Дмитрия Дмитриевича его коллега, композитор Исаак Дунаевский, признанный мастер и законодатель жанра, в одной из последних своих статей, написанной в 1955 году.

Редко обращаясь к песне, Шостакович оставил между тем в этой области своего творчества выдающиеся образцы, начиная с «Песни о встречном», написанной в 1933 году.

Что же касается «Песни о фонарике», то она была им написана в первые годы войны для одной из программ Ансамбля песни и пляски НКВД. Программа называлась «Отчизна». В ее создании участвовало целое созвездие замечательных мастеров советского искусства. Главным режиссером всех постановок ансамбля военных лет был С. Юткевич. Хоровой группой руководил А. Свешников. Танцевальной — А. Мессерер и К. Голейзовский. Оркестром — 3. Дунаевский и Ю. Силантьев. Художественное оформление возлагалось на П. Вильямса.

Это были не традиционные концерты, а театрализованные представления со сквозным сюжетом, который объединял все хоровые, вокальные, музыкальные, танцевальные и прочие номера.

Вот, к примеру, как была поставлена «Песенка о фонарике».

Гас свет, и зрительный зал погружался в темноту. После небольшой паузы на сцене загорался одиноко мерцающий огонек карманного фонарика, за ним другой, третий, четвертый... Их узкие лучи перекрещивались и как бы затевали веселую игру, высвечивая попеременно лица исполнителей, переплетаясь в причудливые узоры. А затем, как бы издалека, начинала звучать песня в проникновенном исполнении солиста ансамбля и любимца московских зрителей Ивана Шмелева.

Песня заканчивалась, и на последнем ее аккорде вспыхивал свет в зрительном зале.

Всякий раз номер этот публика награждала бурными аплодисментами, и нередко песня бисировалась.

«Песня о фонарике» нашла путь к сердцам зрителей не только благодаря прекрасной музыке и словам, но также и потому, что в те далекие и тревожные военные ночи карманный фонарик был действительно верным другом и «бессменным часовым», послужил верой и правдой тысячам людей, всем, кому довелось пробираться ощупью затемненными улицами городов и сел, дежурить на крышах домов во время воздушных тревог. И в этом отношении он стал своеобразным символом времени.

Зрители выходили из концертного зала в темноту неосвещенных московских улиц, вглядывались в небо над столицей, которое время от времени освещалось лучами прожекторов. Временами гудели еще сирены, возвещавшие о воздушной опасности. А из памяти многих все никак не выходила незатейливая мелодия очаровательной и нежной песенки о фонарике.

Вскоре ее полюбили и запомнили не только в Москве, в особенности после того, как «Песню о фонарике» записал на пластинку и спел по радио другой замечательный певец и неутомимый пропагандист советской песни — Владимир Бунчиков».

Могу сказать, что публикации Юрия Бирюкова об историях военных песен обычно являются наиболее достоверными. Но из этой публикации неясен год написания песни. Мне показалось это важным. Ведь хит вполне мог быть написан в Куйбышеве, тогда бы это был интересный краеведческий факт. Да и по сюжету ясно получается, что едва ли он мог быть сочинен после 1943 года. Это предположение подтвердилось в песенном сборнике «Друзья-однополчане» А.Е. Луковникова, где песня определена в раздел 1942 года. На страницах 104-106 также приводится история ее появления. Фактическая часть у Луковникова воспроизводится так же, как и в статье Бирюкова. Однако в его материале присутствуют фрагменты беседы с Д. Шостаковичем. К сожалению, ссылки на источник публикации этого интервью автор книги не приводит.

«Я еще до войны в Ленинграде познакомился с Михаилом Аркадьевичем Светловым, — рассказывает Шостакович. — В кругу друзей он читал свою пьесу в стихах «Двадцать лет спустя». На меня произвела большое впечатление и сама пьеса, и то, как Светлов читал ее. И когда Сергей Юткевич предложил мне сочинить музыку на стихи Светлова, я с радостью принял это предложение. Написав песню, я проиграл ее поэту, получил его одобрение и только после этого передал в коллектив. Песня нами была решена в лирическом, несколько шуточном плане… Я с удовольствием вспоминаю о работе с этим высококвалифицированным коллективом», — говорит Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, народный артист СССР Д.Д. Шостакович».

А что, если Луковников ошибся с годом написания? Есть другая зацепка - известно, что программа ансамбля называлась «Отчизна». Вопрос о том, когда именно была написана, а главное исполнена «Отчизна», приобрел теперь решающее значение. Пожалуй, найти такое свидетельство можно было только в одной книге – двухтомной монографии Софьи Михайловны Хентовой «Д. Шостакович. Жизнь и творчество», Советский композитор, 1986 г. Эту прекрасную книгу мне порекомендовали в отделе искусств Самарской областной библиотеки. Надежды оправдались, и во втором томе на страницах 136-137 я достаточно быстро обнаружил искомый фрагмент:

«В том же месяце (ноябре - Прим. авт.) в Москве прошла премьера музыки к спектаклю «Отчизна», поставленному Ансамблем песни и пляски при Центральном клубе НКВД имени Ф.Э. Дзержинского. Театрализованное представление ставил Сергей Юткевич; режиссеру, с которым в молодости сотрудничал в фильмах «Златые горы», «Встречный», Шостакович отказать не мог, тем более что оформлял спектакль Петр Вильямс, одним из авторов текста являлся драматург Николай Эрдман, известный Шостаковичу по театру Вс. Мейерхольда, а музыкальное руководство осуществлял Зиновий Дунаевский (брат И.О. Дунаевского - Прим. авт.). Руководство и творческое участие в работах ансамбля С.И. Юткевича, П.В. Вильямса, А.В. Свешникова, К.Я. Голейзовского обеспечивало высокий уровень программ коллектива необычного профиля. Он «представлял из себя нечто новое в жанре синтетического искусства; перед публикой должны были предстать полноправными партнерами симфонический оркестр, оркестр русских народных инструментов, эстрадный оркестр, большой хор с солистами, группа драматических актеров, а также большая балетная труппа, которая состояла из молодых танцовщиков самых различных жанров — от классических до народно-характерных» (1).

Для спектакля «Отчизна», состоявшего из пролога и пяти картин, Шостакович сочинил сюиту «Родной Ленинград». Она начиналась увертюрой «Октябрь 1917 года», в которую органически вплетались мотивы революционных песен «Варшавянка» и «Смело, товарищи, в ногу». Были написаны песни на стихи Евгения Долматовского, вокальный монолог на слова казахского народного сказителя-акына Джамбула Джабаева, пляска молодежи (2). Спектакль имел успех и был расценен как показательный для творческой направленности ансамблей в годы войны (3).

Тогда же К.Я. Голейзовский поставил балетный номер — вальс на музыку Шостаковича, который исполняла на фронте в концертных выступлениях балетная группа ансамбля».

Ссылки:

(1) Мезенцева Л.Ф. «Воспоминания о Голейзовском»,— В кн.: «Касьян Голейзовский. Статьи. Воспоминания. Документы». — М.: ВТО, 1984 г., с. 324.

(2) С ведома Шостаковича дирижер Ю.В. Силантьев в 1970 г. подготовил восьмичастную ораторию «Моя Отчизна», использовав музыку сюиты «Родной Ленинград» и двух других произведений Шостаковича для Ансамбля при Клубе имени Ф.Э. Дзержинского.

Два года спустя партитура этой оратории под названием «Родная Отчизна» была напечатана издательством «Советский композитор» с кратким предисловием Ю. Силантьева.

(3) См. Демидов К. «Отчизна»,.— «Правда», 8 декабря 1942 г.

Что принципиально нового мы узнаем? Дело было в ноябре 1942 года. Концерт состоялся не где-нибудь, а в Центральном клубе НКВД имени Дзержинского. Почему же в тексте опять указана конкретная дата, в то время как все остальные детали, даже совсем незначительные, описаны в мельчайших подробностях?

В конце книги С.М. Хентовой, в разделе «Хронограф жизни и творчества» на странице 600 читаю:

«7 ноября – Москва. Первое исполнение сюиты «Родной Ленинград» в спектакле «Отчизна», поставленном Ансамблем песни и пляски НКВД».

Из тумана начинает вырисовываться более или менее связанная картина. Песня была написана для программы, премьеру которой приурочили к 25-летнему юбилею советской власти. Выступление проходит в Москве, в Центральном клубе НКВД имени Дзержинского 7 ноября 1942 года. Следовательно, музыку к программе и в том числе «Песню о Фонарике» Шостакович действительно написал в период пребывания в Куйбышеве.

Меня удивило другое: каким-то образом в творческий коллектив создателей «Отчизны» попали заслуженный артист РСФСР А. Мессерер и заслуженный деятель искусств РСФСР главный художник ГАБТа П. Вильямс. Дело в том, что после того, как я готовил к публикации на своем сайте подробную хронику пребывания ГАБТа в г. Куйбышеве, я прекрасно знал, что эти люди, как и Шостакович, находились там и вели крайне напряженную творческую жизнь. Ведь невозможно заниматься оформлением спектакля, находясь в другом городе, точно так же как невозможно ставить таким образом балетные номера.

Я внимательно просмотрел у С.М. Хентовой «Хронограф жизни и творчества» Шостаковича за несколько предыдущих месяцев. Летом 1942 года она расписывает по числам победоносное шествие Седьмой симфонии по городам страны и всего мира: Новосибирска, Еревана, Нью-Йорка, Ленинграда. Далее читаю:

«1 сентября – отъезд в Москву на три недели.

5, 13 сентября – вместе с квартетом имени Бетховена исполняет квинтет в Малом зале Московской консерватории.

14 сентября – присутствует в Большом зале Московской консерватории на исполнении Седьмой симфонии оркестром Всесоюзного радио. Дирижер К. Иванов.

19 сентября – посылает партитуру Седьмой симфонии в подарок Б. Шоу».

Но дальше два поразительных события. Эти события никак сами по себе не датированы и находятся между 19 и 25 сентября.

«Куйбышев. Медицинской комиссией горвоенкомата поставлен на военный учет по категории административно-хозяйственной.

Москва. В Центральном музее музыкальной культуры создается фонд Шостаковича (фонд №32), куда поступает рукопись Седьмой симфонии».

Что это значит?! Очевидно, первое событие означает, что Шостаковича призывают в армию на административно-хозяйственную должность. Второе означает, что Д. Шостакович становится человеком, имеющим в Музее музыкальной культуры свой именной фонд №32.

Итак, сопоставляем даты.

1 сентября 1942 года – это был вторник.

19 сентября в субботу Шостакович высылает партитуру Б. Шоу. Очевидно, в этот момент он еще в столице, поскольку 22 сентября во вторник начинается четвертая неделя с того дня, как Шостакович выехал в Москву.

25 сентября - фестиваль музыки Шостаковича в Сан-Франциско. В связи с тридцатишестилетием получает поздравительные телеграммы от Чарли Чаплина, Л. Стоковского, А. Тосканини, П. Робсона.

По всей вероятности, в эти дни композитор уже снова в Куйбышеве.

Итак, Шостакович находится в Москве три недели. Что он там делает за это время? Принимает участие в трех концертах. В таком случае у него должно было оставаться слишком много свободного времени на творчество. Почему же он тогда ничего не пишет? Дальше идут два эти недатированных события. Хоть у них и не указаны даты, но понятна последовательность, и едва ли уважаемая С.М. Хентова стала бы ее нарушать. Следовательно, сначала (после 19 сентября) Шостакович возвращается в Куйбышев и встает на учет в военкомате. Потом (до 25 сентября) открывается фонд Шостаковича в Музее музыкальной культуры. С 21 по 25 сентября идет четвертая рабочая неделя месяца, в которую эти события последовательно происходят. Фактически это может означать, что композитора принимают в штат Ансамбля песни и пляски НКВД СССР, без чего невозможна элементарная выплата гонорара. Почему же фонд № 32 открывается именно в дни приема композитора в ансамбль? Очевидно, одна из функций фонда в военный период – депонировать произведения, которые были созданы по заказу Ансамбля в обстановке секретности и не подлежали публикации до особого распоряжения.

Можно задать резонный вопрос: почему же тогда московский горвоенкомат не мог поставить композитора на учет прямо на месте, чтобы упростить дело? Потому что в советские времена (а тем более в годы войны) на этот счет существовали строжайшие правила, не допускавшие никаких исключений. Человека могли поставить на учет в военкомат только по месту прописки. А Шостакович, находясь в эвакуации, имел прописку в Куйбышеве.

Версия о том, что вызов в военкомат мог означать прием Шостаковича в Ансамбль песни и пляски НКВД может косвенно подтверждаться тем, что до этого Шостаковича в армию не брали, несмотря на его неоднократные обращения с такой просьбой. Самарский исследователь Владимир Молько в «Волжской коммуне» от 16 января 1999 года цитирует его слова: «В начале войны, 22 или 23 июля, я подал заявление о приеме меня добровольцем в Красную армию, - писал Шостакович в апреле 1942 года. - Мне сказали, чтобы я подождал. Второй раз я подал заявление сразу после речи товарища Сталина ... Мне было сказано: мы вас примем, а пока идите, работайте там, где работаете. Я работал в консерватории (самый молодой ее профессор. - Прим. авт.). В третий раз я пошел в народное ополчение, потому что думал, что обо мне забыли... Я был зачислен заведующим музыкальной частью в Театр народного ополчения ... Я снова стал проситься в Красную армию. Меня принял комиссар. Выслушав мой рассказ, он сказал, что взять меня в армию очень трудно. Он выразил уверенность, что я должен ограничить свою деятельность написанием музыки. Затем я был отчислен ... и меня вопреки моей воле хотели эвакуировать из Ленинграда».

Это описание касается ленинградских событий. Однако ведь и после приезда в Куйбышев Шостаковича не берут в армию. В «Хронографе жизни и творчества» композитора С.М. Хентова описывает события ноября 1941 года: «Поселяется на улице Фрунзе, дом 140, квартира 13. Обращается в куйбышевский горвоенкомат с просьбой об отправке на фронт; медицинская комиссия признает Д. Шостаковича к военной службе негодным…». Таким образом Шостакович просился на фронт не менее пяти раз. Человек, не отличавшийся богатырским здоровьем, считал своим долгом драться с фашистами и погибнуть за родную землю. Став всемирно известным, он попадает в ансамбль самого одиозного советского ведомства. Чекисты не случайно стремились привлекать для своих постановок наиболее талантливых и прославленных людей. Ансамбль готовит великолепные программы. Его концерты посещают первые люди страны: Сталин, Берия и др. Но в то же время артисты ансамбля ездят по фронтам, поднимая боевой дух; выступают в госпиталях перед ранеными, на заводах, где в тяжелейших условиях героически трудятся женщины и дети, заменившие у станков мужей и отцов. Это была великая работа во имя Победы, и Шостакович не остается в стороне от нее. Это был еще один скромный нравственный подвиг гения советской музыки, подвиг, о котором мы практически ничего не знаем.

Посмотрим, что же происходит в октябре - ноябре 1942 года. Встав на воинский учет, Шостакович, по всей вероятности, остается в Куйбышеве. После 25 сентября в «Хронологии» С.М. Хентовой следует большой перерыв. Через 20 дней маэстро вдруг снова оказывается в Москве.

«15 октября – Москва. Сочинение романса «В полях под снегом и дождем».

16 октября – Москва. Сочинение романса «Макферсон перед казнью».

17 октября – Москва. Сочинение романса «Дженни».

19 октября – Москва. Письмо Б. Яворскому о его работе, посвященной А.Н. Скрябину.

20 октября – возвращение в Куйбышев. Выход в свет первого издания партитуры Седьмой симфонии. Пишет сюиту «Родной Ленинград» …

Давайте отвлечемся и представим себе на минуту, что значило в 1942 году поехать из Куйбышева в Москву или из Москвы в Куйбышев. Москва являлась совершенно закрытым городом и исключала любую возможность несанкционированного въезда и выезда. Строжайший паспортный режим обеспечивал дисциплину в вопросах любых перемещений, не говоря уже о перемещении граждан, находящихся в эвакуации (правда у Д.Д. Шостаковича и его коллег имелись пропуска в столицу). Композитор не просто ездил туда и обратно два раза. Существуют и хорошо известны воспоминания работников ГАБТа, с какими трудностями они сталкивались по пути в эвакуацию от Москвы до Куйбышева. Группа, с которой ехал тогда сам Шостакович, находилась в пути целых семь дней. Осуществлять аналогичную переброску менее чем за одни сутки было возможно в то время только на самолете.

Смотрим Куйбышевскую газетную хронику ГАБТа за август – ноябрь 1942 года, А.С. Оголевец, зам. председателя правления Куйбышевского союза советских композиторов, («Волжская коммуна», 18 октября 1942 г.) в статье «Английская музыкальная культура» пишет:

«… Английское посольство подарило в Куйбышеве Всесоюзному обществу культурной связи с заграницей ноты произведений английских композиторов. Образованная под председательством композитора Д.Д. Шостаковича комиссия (Р.М. Глиэр, Л.Н. Оборин, А.С. Оголевец, А.А. Крейн) ознакомилась со всеми материалами. Лучшие партитуры были отобраны для исполнения в открытом симфоническом концерте, который 19 октября организует в Куйбышеве ВОКС совместно с Куйбышевской государственной филармонией. В качестве исполнителей приглашен оркестр ГАБТа СССР под управлением дирижера, заслуженного артиста республики профессора В.В. Небольсина».

Из этого фрагмента следует, во-первых, то, что Шостакович с большой долей вероятности вылетел в Москву непосредственно в самом разгаре работы комиссии. При этом, находясь в Москве (согласно хронологии С.М. Хентовой), он занимался сочинением цикла песен на стихи Роберта Бернса. Но в то же время 19 октября, находясь в Москве и отправляя письмо Б. Яворскому, он пропускает тот самый концерт английской музыки, в подготовке которого принимал непосредственное участие. Рискуя навлечь на себя ярость самарских исследователей, осмелюсь высказать следующее предположение. С 15 по 19 октября 1942 года, находясь в Москве, Дмитрий Шостакович сочинял совсем не романсы, которые могли быть уже написаны им чуть ранее, а писал ту самую сюиту «Родной Ленинград», заказанную ему для программы «Отчизна» Ансамбля песни и пляски НКВД СССР.

В пользу версии о том, что вызов в Москву был неожиданным, говорит и фраза, приводимая В. Молько в той же статье от 16 января 1999 г. В. Молько пишет: «Кроме того, Дмитрий Дмитриевич принял участие в организации и проведении декады советской музыки, проходившей с 20 по 25 октября 1942 года, в обширную программу которой были включены его Седьмая симфония и авторский концерт». Декада - это 10 дней, а не 5. Все встает на свои места, если предположить, что декада советской музыки должна была начаться 15 октября, а не 20-го, когда Шостакович наконец прилетел назад в Куйбышев. Можно предположить, что сюиту «Родной Ленинград» действительно заказали композитору неожиданно, чего он сам заранее не предвидел. По каким-то соображениям композитор зафиксировал, что создал сюиту в Куйбышеве всего за один день 20-го октября. Я не уверен, что написать ее в такие сроки было возможно чисто физически. А романсы, кстати, действительно могли быть написаны в Москве в перерывах между работой над заказным материалом. Возможно, Шостаковича просили не выезжать из Москвы до тех пор, пока партитура сюиты не будет полностью согласована и утверждена. В этом случае некоторым количеством свободного времени для отдыха он вполне мог бы располагать.

По «Хронологии» С.М. Хентовой попробуем проследить дальнейшую цепь исторических событий:

«24 октября - записывает начисто «Сонет 66» на слова В. Шекспира.

25 октября – записывает начисто песню «Королевский поход» на английский народный текст в переводе С. Маршака».

По логике вещей эти произведения композитор должен был завершить раньше, приурочив их к тому самому концерту английской музыки, который состоялся 19 октября. Однако, как мы уже знаем, за четыре дня до концерта он срочно отбыл в Москву.

2 ноября – исполнение Седьмой симфонии в Саратове. Дирижер Г. Столяров.

4 ноября – Куйбышев. Премьера трех романсов на стихи Р. Бернса в исполнении А. Батурина».

Открываем «Волжскую коммуну». Подряд в четырех номерах газеты от 31 октября, 1, 3 и 4 ноября 1942 года размещается броский анонс, где фамилия композитора написана огромными буквами: «…Авторский концерт лауреата Сталинской премии композитора-орденоносца Дмитрия Шостаковича». Очень интересно, что данный анонс четырежды публикуется под общим заголовком «XXV лет Великой Октябрьской социалистической революции. Открытие декады советской музыки и эстрады». Но ведь по В. Малько, в городе только что уже прошла одна декада советской музыки, на которой Шостакович отсутствовал. С чем может быть связана потребность организовать еще одну декаду? Например, с тем, что внезапное исчезновение композитора вызвало у людей испуг, по городу поползли разные нехорошие слухи. Несколько дней подряд газета как бы настойчиво повторяет читателям – ничего не произошло, Шостакович в Куйбышеве и усиленно готовит свой авторский концерт. Естественно, 4 ноября автор присутствовал на концерте, и все желающие смогли в этом лично убедиться.

Немного отступлю от хронологии и скажу, что, открывая вторую декаду, организаторы решили, кажется, поступить хитрее, и не стали ограничивать ее временными рамками десяти дней. Далее 10 ноября проходит концерт артистки Куйбышевской госфилармонии Елены Легар. Затем 23 ноября концерт симфонической музыки, где звучит, в частности, Седьмая симфония. 1 декабря проводится концерт лауреатов на лучшее исполнение произведений советских композиторов. Все эти и ряд других мероприятий проходят в рамках вышеозначенной декады. Таким образом, вторая декада советской музыки и эстрады превратилась в неопределенный по времени период, мероприятия которого растягиваются более чем на месяц.

Далее по хронологии происходит уже известное нам событие от 7 ноября.

«7 ноября – Москва. Первое исполнение сюиты «Родной Ленинград» в спектакле «Отчизна», поставленном Ансамблем песни и пляски НКВД.

8 ноября – Куйбышев. На премьере оперы «Вильгельм Телль» Россини в Большом театре.

Давайте просто посмотрим Куйбышевскую газетную хронику ГАБТа за август – ноябрь 1942 года на предмет обнаружений двух других фамилий - А. Мессерера и П. Вильямса. В период с 1 августа до 7 ноября 1942 года фамилия А. Мессерера в газетной хронике не встречается. Фамилия П. Вильямса встречается несколько раз в августе месяце в связи с предстоящей грандиозной постановкой патриотической оперы Россини «Вильгельм Телль». Однако ни в сентябре, ни в октябре о нем не пишется более ни слова. В книге «Куйбышевский оперный» (Куйбышевское книжное издательство, 1981 г.) на странице 262 имеется такая историческая справка:

«8 ноября 1942 года состоялась премьера оперы Д. Россини «Вильгельм Телль» в Большом театре СССР. Дирижер и музыкальный руководитель постановки - А.Ш. Мелик-Пашаев, режиссер - В. Захаров, художник — П. Вильямc. В премьерном спектакле партию Вильгельма Телля исполнил А. Батурин, Арнольда пел Г. Большаков, Матильду - Н. Шпиллер, Вальтера - С. Красовский».

Добавлю, что на следующий день после празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции знаковый для ГАБТа «Вильгельм Телль» прошел в Куйбышеве с одним крошечным анонсом в «Волжской коммуне» от 7 ноября. Очевидно, это следует расценивать таким образом, что указанный спектакль мог быть просто отменен при определенном стечении обстоятельств…

Способен ли человек работать с таким невероятным напряжением и самоотдачей, с какой работал в эти месяцы композитор? Стоит ли удивляться тому, что его здоровье оказалось так подорвано в куйбышевский период? Думаю, что сам Дмитрий Шостакович думал о себе в наименьшей степени. Он прекрасно понимал, судьбы скольких людей могут зависеть от того, удастся ли ему с честью выполнить выпавшие на его долю испытания.

Ведь «Песня о Фонарике» была вовсе не единственным произведением малых форм, написанным композитором для Ансамбля НКВД.

Существуют записи песен и мелодий Д. Шостаковича, о которых не знают многие исследователи его творчества. Данная статья позволяет понять то, каким образом эти произведения создавались и почему не всегда становились известными. Увы, разговор о других записях военных песен Дмитрия Дмитриевича, лежит за пределами этого краткого повествования.